Я широко распахнула глаза, давая Толливеру понять, что этот телефонный разговор идет не так, как обычно.
— Нам бы очень этого хотелось, — сказала я. — Мы должны проверить наше расписание, но мы были бы очень рады посмотреть, как ты играешь Грейси тоже играет?
— Нет, она говорит, что это глупо — выходить туда и потеть, как свинья. Она говорит, что мальчикам не нравятся потные девчонки и все будут звать меня лесбиянкой.
Я услышала на заднем плане шокированный возглас Хэнка.
— Грейси ошибается, — заверила я Мариеллу. — Она просто не хочет играть в баскетбол. Наверное, ты умеешь играть в баскетбол получше Грейси?
— Можешь держать пари, — гордо сказала Мариелла. — Грейси и на милю не подойдет к кольцу. А я на последней тренировке попала в него дважды.
— Я уверена: Грейси умеет делать что-то такое, что ей нравится, — пыталась я быть дипломатичной и в то же время укрепить те успехи, которых добилась с Мариеллой.
— Ха, — насмешливо произнесла Мариелла. — Ну, все равно.
— Вас в этом году уже сфотографировали для школы?
— Да. Снимки скоро должны быть готовы.
— Вы сохраните их для нас, слышишь? Одну для твоего брата Толливера, чтобы он мог носить ее в бумажнике, а вторую — чтобы ее могла носить я.
— Ладно, — бросила она. — Эй, а Грейси вступила в хор.
— Серьезно? Она там, поблизости?
— Да, она только что вошла на кухню.
— Раздалось шарканье.
— Да? — Это был голос Грейси, которая глубоко ненавидела нас.
— Грейси, я слышала, ты поешь в школьном хоре.
— Да, и что?
— У тебя сопрано или альт?
— Не знаю. Я пою мелодию.