Учебник для детектива

22
18
20
22
24
26
28
30

Самая милая девушка из всех, с кем я беседовал в последние месяцы, — писал Сайварт. — С ней все в порядке, она не в курсе здешних темных делишек.

И только когда Сайварт подвел разговор к самому Калигари, великанша начала проявлять признаки неудовольствия и скрытничать. Бочонок со спиртным уже почти опустел, так что ему пришлось попробовать более прямой подход. Правда ли то, что парк и цирк служат убежищем для всяких уголовников и преступников? И что именно на Калигари лежит ответственность за все коррупционные и прочие скандалы во всех местах, где он появлялся?

Великанша молчала. Она снова занялась своей работой, полностью его игнорируя.

Тогда я взял сигару, откусил ее кончик и поднес к ней зажигалку. Но прежде чем я успел крутануть колесико, она обхватила мою руку своей ладонью, сжав ее в кулак. Я предъявил ей мою самую любезную улыбку и сказал: «Я вполне понимаю, что тебе не хочется об этом говорить, мой ангел. Тогда, может быть, мне самому побеседовать с этим человеком?»

Хотя рапорт Сайварта, описывавший это расследование, не был напрямую связан ни с каким конкретным делом, он имел важное значение как единственный документальный отчет о встрече детектива с Калигари. Владелец парка сидел в палатке, где располагалась конюшня для слонов. По описанию Сайварта, это был юркий седобородый мужчина в старом, сильно тронутом молью костюме, с голубыми глазками, прятавшимися за круглыми стеклами очков в тонкой металлической оправе. Он сообщил Сайварту, что тот явился как раз вовремя, чтобы помочь с уборкой.

Маленькая девочка — лет семи — вручила Сайварту швабру и сказала: «Они любят, когда им чешут за ушами».

Далее в рапорте говорилось:

По всей видимости, Калигари и его юная помощница сами выполняют тут всю грязную работу, убирая почти ежедневно. Это вряд ли назовешь приятным развлечением, да и разит от тебя после этого отнюдь не благовониями. Если вы когда-нибудь заметите, что я в скверном настроении, дорогой мой клерк, напомните мне, что я всегда могу поступить на работу в цирк.

— Уши! — еще раз напомнила мне девочка. Я тер с мылом спину этого огромного малого, а девочка держала стремянку, чтобы я не свалился, что было очень мило с ее стороны, поскольку у меня в брюхе так и переливалось спиртное.

— Ага, помню, — сказал я ей. — Уши.

Мы все время разговаривали, все трое, и Калигари успел скормить мне пару-тройку порций всякого вздора. Сообщил, что особенно внимательно заботится о слонах, потому что сны у них прозрачные как хрусталь.

Это вызвало у меня смех.

— И что вы с ними делаете? — спросил я. — Отверзаете им веки и светите туда фонариком?

— Все, что я вам рассказываю, истинная правда, — ответил он. — И все, что вы видите, такое же реальное, как вы сами.

Я уже читал это в одной из их афиш, что они расклеили по всему городу. Это была коронная фраза этого малого, и я не стал на нее реагировать. Потом, позднее, когда мы доставали из цистерны свежую воду, я все-таки заставил его сообщить мне кое-что интересное. «Люди, попавшие в трудное положение, не верят тем, кому повезло ни во что подобное не угодить, — сказал он. — Мой цирк многие годы служил объектом самых чудовищных обвинений, и все они оказались совершенно беспочвенными. Мне уже надоело выслушивать одни и те же старые истории».

— Истории — это как раз то, за чем я сюда пришел, — ответил я ему. — Или вы хотите сказать, что нам совершенно не о чем беспокоиться?

Дорогой мой клерк, вам бы следовало оказаться рядом, чтобы увидеть, как блеснули его глаза!

— У вас есть множество поводов для беспокойства, детектив. Можете не сомневаться, я ваш враг. Вы полагаете, что можете контролировать и то, что известно, и то, что неизвестно? Могу вас уверить, неизвестное никогда не имеет границ и никогда не будет их иметь. Это заведение существует за счет тайн; мы ими здесь просто наслаждаемся, процветаем благодаря им. Весь остальной мир — простаки, сущая деревенщина, и те, кто пытается доказать обратное, станут первыми, кто разбудит в нас ответную ненависть, после чего они обратятся в объект наших вполне справедливых насмешек.

Он здорово разошелся, так что ему пришлось сесть, чтобы отдышаться. Девочка выбежала и через минуту вернулась с чашкой какао. Он пил, наблюдая за слонами. Животные теперь жевали сено, захватив хоботами целые его охапки.

— Они все помнят, — тихо сказал Калигари. — Не знаю, что стану делать без них. И без их снов. Вот так, детектив. Минута в одном из их снов — это как месяц на открытых равнинах, бескрайних, бесконечных.