Гримуар

— Что это? — тихо, словно боясь, будто вещество услышит и обидится на него, спросил у пана Платона трактирщик.

— Не имею понятия, — так же тихо ответил мастер, нагибаясь и беря обеими руками вещество. — Наверное, это Prima Materia, которую упоминал Аристотель.

Он вынул из перегонного куба удивительный продукт четвертого дня Великого Делания и торжественно передал его трактирщику. Тот, внимательнейшим образом рассмотрев вещество, пустил его далее по кругу, пока оно не вернулось обратно к пану Платону. Мастер уже приготовил деревянную шкатулку, вынутую из недр мантии, в которой у учителя, по меткому замечанию Йошки, чего только не хранилось. Спрятав драгоценнейшее вещество обратно в недра мантии, Платон Пражский обратился к трактирщику:

— Уважаемый пан Паливец, а неплохо бы было после многотрудного дня и поужинать.

— Совсем неплохо, — обрадовался такому повороту трактирщик; который уже давно испытывал ощущение голода, но боялся предстать перед остальными новоявленными Преторианцами невеждой, думающим только о первичных инстинктах и забывающим о высоком.

— А под ужин и пиво! — воскликнул пан Жбанек, доставая из погреба большой бочонок с собственноручно сваренным напитком. — Вот, самое наилучшее.

— Ты небось в него и порошка счастья не пожалел? — ехидно спросила пивовара веселая Катаринка.

— А как же, милая панна, отсыпал от всей души, — отозвался пан Жбанек, хохоча так, что его огромный живот просто ходуном заходил.

Преторианцы направились через площадь к постоялому двору, оживленно беседуя по дороге. Проходя мимо костела, все они словно бы по команде замолчали и повернули головы в сторону раскрытых настежь дверей. В дверях костела стоял высокий отец Антоний в праздничной сутане, перед которым столпился немногочисленный люд Городка. По правую руку от священника маячила ссохшаяся фигура угольщицы. Старуха, завидев весело идущих Преторианцев, подняла ссохшуюся руку и, указав на них, заверещала своим противным визгливым голосом, постоянно переходя на крик:

— Христиане! Вот те безбожники, о которых вам вещал отец Антоний! Вот они — нехристи!

Все разом повернулись к Преторианцам. Лица у людей выражали явно не те чувства, кои хотел достигнуть своим особым пивом пан Жбанек.

Преторианцы немного замедлили свой ход. Да они и не смогли бы пройти мимо, потому что толпа, сгрудившаяся у ступенек костела, хоть и была немногочисленной, сумела-таки перегородить им путь к трактиру.

— Если мы такие нехристи, то будь любезна, расскажи, как ты выкапываешь из могил мертвецов, чтобы их потом съесть, — неожиданно для всех встрепенулся Йошка, выступив из стройной шеренги Преторианцев и бесстрашно подойдя к старухе.

Угольщица заворчала и, пригнувшись, засеменила прочь от толпы, в которой люди испуганно зашептались, теперь уже переметнувшись к Преторианцам.

Видя подобное, священник вступил в словесную битву с противниками.

— Братья и сестры! — зычным голосом обратился он к собравшимся у подножия храма. — Это святотатцы! И к тому же еретики!

— Мы не еретики! — тут же отреагировала Анна, жена трактирщика.

— Да! — поддержал жену пан Паливец. — Мы даже все посты блюдем неукоснительно, как бы тяжко нам, с нашими обширными желудками, это не было трудно!

Всеобщий смех потряс собрание. Люди, услышав о многотрудности поста и глядя на упитанных пана Паливеца и его жену, добродушно смеялись, совершенно не собираясь нападать на них, как бы к сему ни призывал отец Антоний.

— Кстати, раз уж вы здесь, ваше преподобие, — обратился к приходскому священнику бургомистр, подходя к нему и позвякивая цепью с медалью, — то будьте любезны ответить на несколько вопросов относительно ночного инцидента у домика алхимика, который вы собирались совместно с угольщиком обокрасть. Итак…