Колдун и Сыскарь

22
18
20
22
24
26
28
30

— Отвечать придётся всем…

— Нет, отвечу я. Возьму на себя.

— Это страшно, Лила. На кону твоя душа.

— Я не боюсь. Другого выхода нет, Баро.

— Чтобы вызвать Последнего, нужна кровь того, кто беззаветно любит, — сказал цыган. — Живая кровь.

— У нас есть она. — Лила в упор посмотрела на Ирину. — Ты любишь своего Андрея? Знаю, что любишь.

— Люблю, — ответила та твёрдо. Она совершенно не понимала, что происходит, но знала одно. Что бы теперь ни случилось, надо идти до конца. Иначе всё понапрасну.

— Видишь? Она любит. Делай. Не то будет поздно.

— Крови нужно много, — предупредил Баро, доставая из-за голенища узкий нож. — Возможно, для тебя это окажется слишком много.

— Ничего, — сказала Ирина. — Берите, сколько требуется. Я готова.

В рукопашной сцепились Бафомет и отец Николай. Священник бьёт врага кулаком в челюсть. Тот отвечает, и отец Николай падает на пол с залитым кровью лицом. На него тут же наседают двое — пёсьеголовый и одна из молодых ведьм. Козлоногий, подкравшись сбоку и улучив момент, бьёт Симая по руке тяжёлым обломком доски, сабля с жалобным звоном катится по полу. Симай выхватывает из-за пояса кремниевый пистолет, жмёт на спусковой крючок. Но порох на полке отсырел…

…Сыскарь стреляет козлоногому в голову, попадает, видит, как Григорий, отшвырнув Светлану в сторону, будто сломанную ненужную куклу, ухмыляясь, шагает к нему, на ходу превращаясь в волка-оборотня. По тому, как падает Светлана, неестественно вывернув шею, Сыскарь понимает, что она уже мертва.

— Нет!! — кричит он.

— Сожри его! — рявкает Бафомет. — Сожри его, Самовит!

Андрей стреляет, но слышен лишь сухой щелчок. Кончились патроны.

«Вот теперь п…ц, — отстранённо думает он. — Это была последняя обойма».

Но у Симая есть второй пистолет, и на этот раз им везёт. Тяжёлая серебряная круглая пуля, над которой поп из имения князя Василия Лукича Долгорукого прочёл все нужные молитвы, с громом и пламенем вылетает из ствола и попадает Бафомету точно в середину груди. Кажется, что от раздавшегося визга сейчас лопнут и вытекут глаза. Но этот визг перекрывает низкий, всесокрушающий, торжествующий рёв…

…Сверху падают кирпичи, по церкви проносится ветер, пламя свечей трепещет, часть из них гаснет. Сыскарь поднимает голову, смотрит туда, где когда-то барабан церкви венчал купол. Теперь там лишь круглая дыра наружу. В эту дыру, словно нехотя, заглядывает ущербная луна, а потом луну перекрывает что-то большое, тёмное, шевелящееся…

…Пол уходит из-под ног. Сыскарь падает на спину. Последнее, что он видит, — это человеческие глаза на звериной морде, глаза, полные жёлтой пылающей ярости, и занесённую над ним мохнатую лапу с длинными острыми, будто отполированными когтями. И тут начинают шататься и рушиться стены…

Эпилог