— Тогда, — подхватил Беркович, — место мне не в полиции, а среди экстрасенсов, прорицателей, магов и прочей безумной публики. Конечно, Рон, я не верю, что с убийством связан какой бы то ни было магический обряд. Возможно, нам морочат голову. Возможно, сами искренне верят в магию. Но убил Натана человек. И когда он замахнулся каменным Фредди Крюгером, комната была открыта. Загадка, да. Но я разберусь… Надеюсь, что разберусь, — добавил Беркович, встретив скептический взгляд друга. — С твоей помощью. Магия ни при чем, но, возможно, на какой-то из кукол написано и затерто имя убийцы?
— Убийцы, а не жертвы?
— Может быть, — продолжал рассуждать Беркович, — жертвой должен был стать некто, чье имя другой некто написал на кукле. Жертва узнала об этом и опередила события…
— Фантастика, — буркнул Хан. — Хватит теоретизировать. Жди звонка.
Чтобы занять мысли, Беркович решил разобраться наконец с грудой бумаг, оставшихся после курса повышения квалификации. Курс оказался не очень информативным, но несколько практических деталей Беркович для себя извлек, тогда же запомнил их накрепко и в своей работе уже не раз использовал. А раздаточные материалы, полученные в большой синей папке, ни разу не раскрыл — точнее, раскрыть-то раскрыл в первый же день, получив папку вместе с бейджиком и ключом от номера в Эйлатском отеле, но, бегло проглядев оглавление, понял, что это конспект будущих лекций, и спрятал папку в кейс, где она и пролежала всю неделю, пока шли занятия. А потом заняла свое место в ящике стола.
Читал Беркович внимательно, отдельные места перечитывал, ничего нового, как и ожидал, по сравнению с уже услышанным, понятым и использованным на практике не нашел, мысли начали рассеиваться, и старший инспектор с нетерпением поглядывал на телефон. Когда аппарат наконец зазвонил. Беркович был так уверен, что звонит Хан, что сказал, не слушая собеседника:
— Получилось что-нибудь?
— Гхм… — кашлянули в трубке, и Беркович обругал себя — никогда прежде он не допустил бы такого прокола. — Э… Прошу прощения… Мне бы хотелось поговорить со старшим инспектором Борисом Берковичем.
Говорили по-русски и без акцента. Голос незнакомый, приятный.
— Беркович у телефона. Назовите, пожалуйста, свое имя и цель звонка.
Стандартные слова, но человек на другом конце линии, похоже, испугался.
— Простите. — В голосе послышалось смущение и, как показалось старшему инспектору, признаки паники. — Видимо, я не вовремя.
Если сейчас сказать не то слово, которое собеседник хочет услышать, он положит трубку. Номер записан в памяти аппарата, и не составит труда вычислить звонившего, но доверие будет утрачено.
— Вы говорите со старшим инспектором Берковичем, и я готов вас выслушать.
— Вы расследуете смерть Натана Альтермана, — уточнил собеседник, и Беркович обратил внимание на то, что сказано было «смерть», а не «убийство».
— Да.
Собеседник молчал, и Беркович спросил, покосившись на дисплей, где должен был высветиться номер телефона:
— Вы хотите что-то сообщить?
На дисплее значилось: «Номер не идентифицирован».
— Я хотел бы с вами поговорить, если это возможно, — нерешительно сказал собеседник. — Мы могли бы встретиться? Я не хотел бы в полиции…