— Просто ужас какой-то, а не хозяйка, — ледяным тоном поддакнула я.
— Извини, — прошептала она и, пряча глаза, потянулась за сахаром.
— Ничего, ничего, бывает.
— Понимаешь, Рита, у меня горе.
— Не понимаю, объясни, пожалуйста.
— Димочка пропал.
— Это ты уже мне говорила. Давно пропал?
— Два дня назад… Я не знаю, где он… — она снова всхлипнула и потянулась за платком.
Я посмотрела на нее, и всхлипывания тут же прекратились.
— Я в милицию пошла, а они мне там говорят: «Много вас тут таких ходит, сначала всех нас на уши поставят, а потом оказывается, что мальчик у подружки ночевал. Вот если через три дня не явится, тогда и приходите». А я знаю, между прочим, что это не по закону! — в ее голосе снова появились визгливые нотки.
— А ты как хотела? Неужели ты думала, что они тут же по всему городу объявят тревогу? Формально, конечно они не правы, обязаны были заявление принять. Но если смотреть на вещи реально… Ты не думаешь, что он и правда мог зависнуть где-то у друзей?
— Димочка? У друзей? Он же такой домашний мальчик! Он в жизни не ночевал нигде! Я имею ввиду…
— Понятно, понятно. Давай рассуждать логически, если ты еще можешь. Девушка у него есть?
— Ну да, вроде… Он что-то такое говорил… неопределенное.
Я усмехнулась. Мне, тете Рите, было известно гораздо больше. Я несколько раз встречала Димочку на живописной лужайке около Главного Здания МГУ в обнимку сначала с одной, потом с другой, а потом с третьей девицей. Он делал вид, что не видит меня, я из вежливости тоже его не замечала. Удивляться было нечему: он был не только красивым, но и обаятельным. У оболтусов есть свое особое обаяние, сути действия которого я так и не поняла в юности, а теперь не пойму и подавно. Хотя… Нет, я вполне могу представить себе, как кружила голову девушкам эта чуть виноватая, почти детская улыбка, эти васильковые беспечные глаза, доставшиеся ему от отца. Волосы у него были светло-пепельные, кудрявые, он не стриг их и завязывал в конский хвост (сейчас эту прическу почему-то называют пони-тейлом на английский лад). Видя его в обнимку с юной леди, стриженной почти под ноль, я начинала задумываться о том, как поменялось со времен моей молодости представление о том, что такое мужская и что такое женская стрижка.
Чем он привлекал девушек кроме внешности, я затрудняюсь определить. Денег у него было мало, да и те — не свои, а мамины. Иногда я ему подкидывала какие-нибудь переводы, он без особого рвения брался за них, выполнял не особенно аккуратно, многое я потом за ним подправляла. Но мне казалось, что это все-таки лучший способ помочь Татьяне, которая, похоже собиралась всю жизнь тащить на себе своего недоросля. Точнее, переросля, если, конечно, русисты не осудят меня за такой неологизм.
— …В общем, — подвела я итог, — была у него какая-то девушка. Звонила, наверное, когда тебя дома не было.
— Да как теперь проверить-то? Я ж ему сама мобильник на день рождения подарила, теперь за всеми звонками не уследишь.
— Ну молодец! Мобильник подарила! Лучше бы на эти деньги себе пальто новое купила.
— Ну пальто у меня есть уже одно. А он так хотел, у них все с мобильниками, а он один как белая ворона.