— Говорят, мой зять был знаком с вашим дедом, — негромко произнес он.
— Да, я слышал об их субботних шахматных партиях в Эхо-парке, — сказал Роберто. Затем на его лицо вернулась улыбка — несмотря на обширные синяки вокруг рта.
— Я пытаюсь выяснить, жив ли мой мальчик, сеньор Фернандес-и-Фигероа. И я решил, что он вместе с моим тестем мог спастись единственным образом: обратившись за помощью к вашему деду. Если это случилось, то перед самым началом боев. Надеюсь, что вам известно, уехали мой сын и тесть на одном из ваших пятничных конвоев или нет.
Роберто неторопливо кивнул.
— Я не видел ни вашего сына, ни его деда, мистер Боттом. Но мой отец и в самом деле говорил, что «старый партнер по шахматам» дедушки Эмилио навещал его незадолго до начала боев.
Вполне вероятно, что ваш сын и его дед пытались вырваться из города на конвое из трейлеров или по железной дороге. Эти виды транспорта пользовались покровительством и защитой со стороны моей семьи.
— И это произошло в пятницу, семнадцатого сентября? — спросил Ник. — Мальчика и его деда взяли на поезд или конвой? Вы знаете что-нибудь об этом?
— Нет, не знаю — Роберто печально покачал головой. Даже такое слабое движение, как решил Ник, должно было причинять ему боль. — К сожалению, та пятница оказалась слишком кровавым днем. Все перепуталось… отец так и не сказал мне, зачем ваш тесть приходил к дедушке Эмилио.
Оба встали, преодолевая боль, двигаясь медленно, словно ожидали исполнения смертного приговора, и обменялись рукопожатием.
— Желаю удачи, сеньор Роберто Эмилио Фернандес-и-Фигероа. Я и вправду надеюсь, что у вас все изменится к лучшему, невзирая на ваши страхи.
Роберто горько покачал головой, но сказал:
— И вам удачи, сеньор Боттом. Буду молиться, чтобы ваши сын и тесть оказались живы и вы все поскорее воссоединились. В крайнем случае, надо верить, что мы воссоединимся с родными в другой жизни.
Ника обуревали странные чувства, когда он, закончив разговор с Дейлом Амброузом, покинул арестантскую, сел в «ниссан» и уехал оттуда к чертовой матери.
Он дернулся и пробудился. Сато громко храпел, сидя в кресле по другую сторону стола. Огромные руки японца были сложены на груди. Ник знал, что стоит ему издать малейший звук, как шеф службы безопасности тут же проснется.
Ник посмотрел на часы, не шевельнув ни рукой, ни туловищем. Если время полета, которое называл Сато со слов пилота, оставалось все тем же, посадка в Денвере ожидалась минут через тридцать. Ник наклонился к иллюминатору и всмотрелся в темноту. Высокие снежные поля купались в свете звезд, а по темным каньонам дорог двигалось несколько светляков: фары. Это что — I-17? Впрочем, какая разница? Но один тот факт, что по шоссе ехали машины, означал, что они приближаются к колорадскому Передовому хребту.
Ник молча сложил руки на груди и закрыл глаза.
Ник позвонил К. Т. Линкольн после двух ночи по лос-анджелесскому времени и трех по денверскому. В тот день он купил одноразовый телефон на бывшей эстакаде I-15 — теперь уличном рынке. Там активно продавали оружие, в основном арабы.
— Линкольн, — раздался сонный голос, сделавшийся сердитым, когда она увидела, что звонок не со службы, а определение номера невозможно. — Кто это, черт побери?
— Это я, Ник. Не вешай трубку!
Ник знал, что если