Разрушитель

– Понимаю.

– Да, надо беречь здоровье, окружающую среду и тому подобное.

– Тогда, может, еще виски?

– Да, конечно, я сейчас принесу.

Элли быстро встала и чарующей походкой направилась на кухню.

Джон бросил на нее долгий взгляд: точно так же когда-то ходила Диана, легко и грациозно, каждым шагом подчеркивая свои великолепные полушария, которые находились чуть повыше ее стройных ног.

– Вот, пожалуйста, – Элли налила полный стакан виски и, поставив бутылку на пол рядом с диваном, протянула его Спаркслину.

– А ты со мной не выпьешь?

– Да у меня и так голова кружится: столько событий за день.

– Ты знаешь, о чем я сейчас подумал?

– О чем?

– Ведь все эти ваши чудачества не с неба свалились. Они начались еще тогда, до нашей разлуки. Когда меня арестовали, то, по закону, мне разрешалось целый день после вынесения судом приговора, находиться на свободе. Вроде бы ты совершенно свободен – иди куда хочешь, ешь что хочешь, хочешь – спи, хочешь – читай. Но, вместе с тем, существовало столько дурацких ограничений, что, наверное, лучше было бы сразу сесть в тюрьму или лезть в криогенную ванну. Так вот, все те ограничения, которые существовали тогда только для преступников, сегодня существуют для всех граждан. Вроде бы все делается исключительно из высокоморальных соображений, но, оказывается, слишком много морали -это тоже плохо. И не бывает одной морали для всех. Все равно найдется кто-нибудь, кто для себя начнет делать исключения из общепринятых правил, какими бы они высокоморальными ни были.

– Наверное, ты прав, – согласилась Элли. – Мама мне часто рассказывала, какой ты у нас справедливый и честный.

Воспоминания о Диане наполняли душу Джона легкой грустью. Некоторое время в комнате стояла тишина, а затем он негромко попросил:

– Расскажи мне о себе, как ты жила все это время.

– Это надо долго рассказывать.

– А мы разве куда-нибудь торопимся?

– Нет, теперь уже нет. Намс тобой некуда торопиться, – сказала Элли и снова прижалась щекой к плечу Джона.

ПОХИЩЕНИЕ

Маленькая девочка сидела на скамейке во дворе и играла со своей любимой куклой Барби. К ней подошел парень лет двадцати пяти и сказал, улыбаясь: