Дежа вю (сборник) ,

– Нет, – решительно возразил Райновски, – как раз сны и воспоминания мне не знакомы, что же касается привычек, так они у меня не отличаются особой оригинальностью. О событиях говорить не будем, они очень не совпадают с реальностью.

– Ну, не скажите, – вмешалась Николь, – именно благодаря описанию некоторых событий, вам удалось найти Шмида. Ведь вы не знали о его двойной жизни, пока об этом не стало известно из рукописи.

– Да, – вынужден был признать Бруно, – этот факт действительно оказался правдой и многое помог понять, но это делает еще более непонятным все остальное.

– Хорошо, давайте посмотрим, какие факты не подтвердились, – предложила я.

– Да, – согласился со мной Дэвид, – вот ты и попробуй перечислить их.

– Без проблем. – Самым главным мне видится рассказ о судебном процессе против профессора Краузе. Не было никакого суда, не было даже никакого дела. То есть, у профессора не было никогда пациентки Патриции Слоу. Семья Слоу никогда не слышала о Питере Краузе, никогда никто в этой семье не нуждался в услугах психиатра. Тогда зачем неизвестный автор все это придумал, как ему в голову пришел такой сюжет? – Я невольно посмотрела на Камиллу Фортье, словно ожидая, что именно она ответит на мой вопрос.

– Что ж, – Камилла поняла, что ей пора высказаться, – мы переходим к психологическому портрету пока неизвестного нам автора. Нужно сказать, что даже если вся история доктора Краузе придумана, то у ее автора все равно есть некий опыт, позволявший ему сочинить такой сюжет.

– Может, он коллега профессора? – предположила Николь.

– Или пациент, – предположила Инесс Катлер.

– Возможно и то, и другое, – усмехнулась Камилла, – но в этом случае непонятен мотив. Допустим, история должностного преступления известного психиатра всего лишь была упаковкой, в которой автор хотел доставить нам факты из жизни Вольфганга Шмида, каким-то образом ставшие ему известными. Но почему бы тогда не дать своим героям вымышленные имена?

– Может, он сделал это, чтобы показать, что в его опусе есть нечто реальное? – предположил Дэвид.

– Если главной была информация о Шмиде-Пфлегере, то упаковка более чем странная, – заметил комиссар.

– На мой взгляд, дело обстоит наоборот, – сказала госпожа Фортье. – Мне кажется, что для автора главной сюжетной линией была все же история с Патрицией Слоу.

– Но какой в этом смысл? – удивленно воскликнул Ари, но на его реплику никто не обратил внимания.

– Давайте разберемся, – вмешалась я. – Мы не нашли подтверждений тому, что история имела место, но мы не знаем, все ли изложенные факты ложны.

– Во всяком случае, в прессе ничего не было, – заметил Дэвид.

– Но события могли просто не дойти до того момента, который стал бы интересен журналистам, – ответила я.

– Да, – подхватила мою мысль Николь, – можно, например, представить, что профессор все же лечил Патрицию, на какой-то стадии лечения допустил ошибку, но ему удалось ликвидировать последствия этой ошибки и договориться с супругами Слоу о сохранении в тайне и его оплошности, и ее последствий. Понятно, что обе стороны в этом случае легко бы поняли друг друга.

– Интересная и вполне логичная версия, – поддержал Николь Бруно.

– Есть только пара-тройка вопросов, – тем не менее, возразил комиссар. – Зачем кому-то понадобилось описывать так хорошо закончившийся конфликт, доведя его в своих фантазиях до суда присяжных? И при чем здесь господин Райновски, ведь нетрудно заметить, что все крутится вокруг него? Зачем нужно было выдумывать факты его биографии? Откуда взялась Эстер? И куда она потом подевалась? Какую роль во всем этом играл присутствующий здесь господин Бертрам? Кстати, а прогулка на яхте имела место? – спросил Эрик Катлер, обратившись к физику.