Наследники Стоунхенджа

22
18
20
22
24
26
28
30

— Мы нашли в бардачке права и документы на аренду машины. Прокоптились, но целы.

Джимми поднес пакет к свету и с трудом разобрал: «Эдуард Джейкоб Тимберленд». Ему стало грустно. Когда знаешь имя, к человеку относишься по-другому, он уже не совсем чужой. Джимми окликнул патологоанатома:

— Проф, мне надо в отдел. Когда у вас будет готов рапорт?

Она не оторвалась от осмотра.

— После завтрака. Я пришлю по связи, а к полудню буду доступна, если вы захотите поговорить лично.

— Спасибо.

Он бы очень хотел поболтать, например, за кофе. Как знать, что бы из этого вышло… Джимми махнул рукой на прощание.

— Всем доброй ночи!

В ответ ему что-то пробурчали. Он уже выходил из сарая, когда услышал задорный ответ профессора:

— Доброго утра! Не шутите с фактами, детектив, уже утро!

66

Гидеон с бьющимся сердцем вставил в плеер старую кассету.

Женщина, возникшая на экране, мало походила на его любимую мать. Он ожидал увидеть красавицу с венецианского видео. Смешливую, полную жизни. Но не это.

Она сидела на больничной кровати, опираясь на гору подушек. Судя по ракурсу, снимала себя сама. Лицо — обтянутый кожей череп, преждевременно поседевшие тонкие волосы и измученный взгляд по-красневших глаз.

Мэри Чейз, улыбавшаяся сыну через монитор и годы, была близка к смерти.

«Гидди, мой милый. Мне будет так не хватать тебя. Я надеюсь, тебя ждет долгая и очень счастливая жизнь, и ты узнаешь, сколько радости приносят дети. С твоим рождением моя жизнь стала полна. Мне ничего больше не хотелось, только чтобы ты, я и твой отец были счастливы вместе. — Она переждала нахлынувшие эмоции. — Дорогой, этому не суждено случиться. У меня осталось не так много времени, но я должна что-то сказать тебе, поэтому оставляю это сообщение до времени, когда ты станешь старше, достаточно взрослым, чтобы увидеть меня в таком состоянии и не испугаться».

Гидеону пришлось вытереть слезы. Он впервые осознал, что ему не позволяли видеть мать в ее последние дни, в период, когда она была так ужасно истощена. Мэри Чейз тоже плакала, протягивая руку к своему единственному сыну.

«Гидди, никто, кроме тебя, не видел и не увидит этой записи. Ни твой отец, никто. Только ты. Я должна сказать что-то тебе лично, и твой отец уважает мое желание. Он хороший человек и любит тебя больше, чем ты думаешь. Я надеюсь, вы позаботитесь друг о друге, когда меня не станет. — Она потянулась к тумбочке, поднесла к пересохшим губам стакан воды и заставила себя храбро улыбнуться».

Гидеон улыбнулся в ответ. Он тосковал по ней. Сильнее, чем признавался даже самому себе.

Мэри Чейз закончила свое письмо из-за края могилы, договорила слова, обращенные к сыну, которого так и не увидела взрослым. И закончила тем, что всегда говорила ему, выключая лампочку и целуя его на ночь: «Ничего не бойся, милый. Я люблю тебя и всегда буду с тобой».