Таков был план. Прессе велели ждать посетителей. Освобожденный работник СМП просигналил кружащим птицам, что вернется позже, и отправился совещаться с вновь прибывшими. В крошечном парке за углом из щелей вылезали жуки, похожие на переливчато-черные пульки. В ожидании своего координатора они копошились в палой листве, а когда услышали шаги, выстроились в стрелу.
Однако к ним приближался вовсе не организатор. Это был дородный мужчина в кожаной куртке, джинсах и черных ботинках. Лицо его скрывал мотоциклетный шлем. У ограды стоял в ожидании еще один, одетый точно так же.
Жуки, ждавшие совершенно неподвижно, слегка разбрелись, занявшись бессмысленными с виду делами, извечным насекомым ползаньем. Но понемногу забастовщик, составленный из множества жесткокрылых, с растущей тревогой стал понимать, что человек в шлеме атакует их, отбрасывая ногами скрывающую мелких тварей растительность, поднимая свои тяжелые байкерские башмаки и опуская их прямо на жуков слишком быстро, чтобы те успели броситься врассыпную.
С каждым шагом раскалывались десятки панцирей, внутренности превращались в кашицу, и агрегированное сознание ослабевало, становясь все менее осмысленной паникой. Жуки суетились, а человек убивал их.
Организатор СМП свернул за угол, застыл в сером дневном свете, перед осыпающимися георгианскими фасадами, среди снующих мимо колясок и велосипедов и уставился на происходящее. Испытав мгновенный ужас, он закричал и побежал на атакующего.
Но тот, не обратив внимания на вопль, продолжал свой жестокий танец, и каждый шаг его нес смерть. Второй мужчина преградил путь организатору и ударил его по лицу. Активист упал, широко раскинув ноги, и кровь хлынула у него из носа. Человек в шлеме набросился на лежащего и стал избивать его. Раздались крики прохожих. Вызвали полицию. Двое в темных одеждах продолжали свое дело: один исполнял безумный с виду смертоносный танец, другой крушил профсоюзнику нос и зубы, молотя его — не до смерти, но так, чтобы лицо несчастного больше никогда не выглядело так, как тридцать секунд назад.
Как только с визгом примчалась полицейская машина, избиение и пляска прекратилась. Дверцы автомобиля распахнулись, но потом возникла заминка. Полицейские не выходили. Все, кто находился достаточно близко, видели, как старшая по званию кричала в рацию, выслушивала приказания, снова кричала, после чего с воздетыми в ярости руками так и осталась в машине.
Двое байкеров отступили. На глазах у пораженных ужасом местных жителей — одни требовали остановиться, другие увертывались, чтобы люди в шлемах их не увидели, а третьи снова вызывали полицию — они вышли из парка и удалились. И никаких мотоциклов: эти двое уходили на своих кривых ногах, раскачиваясь, словно грубые моряки, шагая по улицам Северного Лондона.
Когда они скрылись из виду, полицейские вылезли из машины и побежали туда, где активист СМП пускал кровавые пузыри, где были втоптаны в землю забастовщики. Птичий пикет в двух кварталах почуял что-то неладное. Плотный круг стал разрываться: птицы одна за другой покидали его и перелетали за крышу муниципалитета, желая посмотреть, что случилось.
Они сразу предали это огласке. Их крики резонировали во множестве измерений, не только в традиционных. Довольно скоро на площадь незримым вихрем присутствия явился Вати и ворвался в гипсового святого на стене одного из домов.
— Ублюдки, — сказал он, чувствуя себя виноватым, ибо не полностью сосредоточился на этой акции: он увлекся расследованием имен согласно списку Дейна, заинтригованный тем непонятным, что залегло под городом, и своей небывалой неспособностью обнаружить искомое — в данном случае следы исчезнувшего кракена, — хотя побывал во множестве лондонских статуй.
Он появился чересчур быстро даже для себя самого, на такой скорости, что вылетел из святого и оказался в фарфоровом пастушке на каминной полке внутри здания. Оттуда он перепрыгнул в игрушечного медвежонка, а затем опять в святого и посмотрел на полицейских, на своего товарища. Если стражи порядка и заметили трупы насекомых, то никак не обозначили свое отношение к ним.
— Мудачье, — прошептал Вати гипсовым голосом. — Кто это устроил?
Птицы продолжали кричать, а потом Вати услышал сирену «скорой», присоединившуюся к их какофонии. Быстрое прощупывание: на одной из полицейских был серебряный амулет с изображением Святого Христофора, но почти плоский, а Вати для проявления требовалась объемность. Однако как раз в пределах слышимости стоял потрепанный «ягуар», и Вати прыгнул в потускневшую фигурку на капоте машины. Он стоял, распростертый в неподвижном прыжке кот, и слушал полицейских.
— Что за чертовщина происходит, мэм? — спросил полицейский помоложе.
— А я почем знаю?
— Это же чертово преступление, мэм. Просто сидеть здесь…
— Мы на месте, так или нет? — отрезала старшая, озираясь, а затем понизила голос. — Мне это нравится ничуть не больше твоего, но приказы — это, мать-перемать, приказы.
Глава 29
Что сразу же порадовало Коллингсвуд в полиции — «охотники за головами» заманили ее в ПСФС, — так это тамошний сленг. Поначалу он был восхитительно непонятным, поэзией абсурда: это
ebooksa