Люди в сером,

22
18
20
22
24
26
28
30

Немного пройдя по грунтовке, они сошли с дороги и побрели по склону, выискивая места повлажнее.

Собственно, лугами здесь и не пахло, а сам Заячий Луг оставался в стороне. Здесь же преобладала неровная каменистая местность, густо поросшая лесом. В таких местах, где ветру негде разгуляться, хорошо сохранялась влага, да и усеянные камнями склоны и полянки дольше хранили подаренное солнцем тепло. Так что вскоре понемногу начали встречаться грибы – все больше грузди и рыжики, попадалось много старых, но дальше стали попадаться и молодые, чистенькие, как на подбор.

– Не обманул мужичок! – по-детски радовался Лазаренко, склонившись с большим кухонным ножом над целой семейкой.

Через полсотни метров пошла густая трава, и они снова зашагали быстрее, выбирая новое место.

Вскоре увидели небольшое чистое озеро с крутым каменистым берегом, каких полно в этих местах. На водной поверхности, слегка подернутой рябью, отражалось небо и растущие по берегам деревья.

– Красиво-то как! – теперь не удержался Георгий.

– Да, места, сколь шикарные, столь же и загадочные. И вообще, Русский Север – сплошное собрание тайн. Эти петроглифы на скалах. Я читал, у них возраст не меньше шести тысяч лет. Так это получается – еще до египетских пирамид. А эти «вавилоны», каменные лабиринты? Никто так и не может сказать, для чего они. Что-то не верю я в эту ерунду про макеты рыбацких ловушек. А древние ритуалы погребения…

– Михаил Исаакович, вам нравится ваша работа? – к месту полюбопытствовал Георгий.

– Если вы насчет трупов, то я привык давно. Мы их трупами на самом деле обычно не называем – неуважительно как-то. Конечно, поначалу неприятно было возиться в мертвых телах. Даже снились иногда. Не все покойники красивы, как вы сами понимаете. А так, работа спокойная. Подсиживать некому – не больно кому охота ковыряться в чужих кишках.

– Вы не обидитесь? Я, признаться, думал, что все прозекторы сплошь и рядом пьяницы. Пока вас не встретил.

– Это от человека зависит. Даже мой коллега покойный, Василий Чиркин, был хоть и любитель выпить, но не пьяница. Может быть, знали такого? Нет? Он ведь моим учеником был. Позапрошлым летом сердце отказало. Молодой совсем. Почему-то все так и считают, что от стресса у нас, мол, только два спасения и есть – черный юмор да водка. Вот как тот водитель, помните, все просил какую-нибудь историю рассказать? Я тогда связываться с ним не стал, чтобы не поссориться. А обычно так говорю – смеяться над умершими себе дороже. Мы ведь, товарищ Волков, как-никак служители смерти. Служители! – многозначительно повторил он.

Георгий кивнул.

– Вообще, среди нашего брата суеверий и примет раньше было хоть отбавляй. Мой учитель, помню, у каждого умершего состригал маленькую прядку волос. Вроде как в дар принимал от покойника. Если же забывал случайно, покойник к нему обязательно во сне приходил и ругался: мол, брезгуешь, что ли? А с чего повелось, он даже сам не помнил. А я вот, к примеру, не люблю, если на дежурство выпадает нечетное количество тел. Значит, жди наплыва покойников. Вам смешно, быть может, да только ведь смерть – это тоже своего рода часть жизни, и никуда от этого не денешься. Сейчас, правда, молодежь к смерти чересчур просто относится. Веры-то нету. Все больше так рассуждают: мол, все там будем, а раз так, то чего беспокоиться. Опять же цинизм профессии. Могут и позавтракать на покойнике, и за бороду, за нос ради смеха пощипать. Или еще чего учудить.

Лазаренко вдруг рассмеялся.

– Мертвецы, видать, тоже поспокойнее пошли. Раньше за такое отношение к себе обязательно бы устроили какую-нибудь пакость. Поверите-нет, со мной была одна история. Нам же регулярно приходится подготавливать умерших для похорон. Так вот, это лет тридцать назад было, вскоре после войны. Одна старушка мне попалась непослушная, говорили, травница известная. Мне все никак подготовить ее не удавалось как положено – то одно, то другое, будто не хочет на кладбище уходить. Ну я возьми да и раскричись на нее с психу. Так после этого у меня все те два дня, что она у нас пролежала, из рук все валилось. Вот будто кто невидимый специально подпихнет или подтолкнет. Работать невозможно просто. Ну и пришлось мне к бабке этой с повинной идти. Представляете, постоял я перед ней, прям как Хома Брут перед панночкой, вспомнил какую-то молитву, прочел. И все как рукой сняло. Вот что это? Самовнушение, скажете? А я вот не уверен.

Георгий смотрел на Лазаренко, с воодушевлением рассказывающего свою историю, и старался не улыбаться, чтобы не рассердить старика.

– Я Васе Чиркину рассказывал, он понимал меня. Молодой, а ведь, в отличие от других, не позволял себе к умершим даже маленькой насмешки. Хороший человек был.

Лазаренко остановился.

– Надо же, а ведь, знаете, почти ровно два года прошло! – с удивлением вспомнил он. – Васька-то как раз в сентябре помер. После того случая, когда на Чернушкином броде «москвич» с утопленниками нашли. Помните такое?

– Да, кажется, я что-то слышал. Но я в то время на стажировке был.