И продолжил уже спокойнее, но явно удрученно:
– Выронил, понимаете, где-то здесь, а там деньги на покупку машины. Я за ней в Берлингуер лечу… Так не видели?..
Мы переглянулись с моим собеседником. Психологически он должен был отвечать первым – ведь пакет с деньгами лежал у него во внутреннем кармане пиджака. Он и ответил, каким-то образом прочувствовав, что я опровергать его не стану:
– Нет, не видели…
Но ответил не совсем уверенно, и кавказец мгновенно это ощутил:
– Ну, мужики, давайте по честному! Деньги там большие – две с половиной штуки «косых». Я на них «Жигубиси» хотел купить… И горбатился я за них два года… Туза одного морковского туда-сюда подбрасывал…
Говоря все это, усатый внимательно смотрел мне в глаза. И, видимо, разглядел в них правду – врать я умею плохо. И тогда, совсем уж решительно, он заявил:
– Значит так. Вы показываете мне ваши бумажники, я их на ваших глазах проверяю, и, если там нет моих азиатов, побегу заявлять о пропаже в милицию… Хотя лучше бы в фонд помощи ветеранам МОСКВА – оттуда хоть на мыло для веревки, на которой потом вешаться буду, дадут…
И, не предполагая возражений и сразу перейдя на «ты» и командный тон, обратился ко мне:
– Показывай бумажник!
Я покорно полез в карман и отдал ему свой бумажник, в котором лежали все мои деньги.
Кавказец открыл его, быстро «пролистал» содержимое, никаких азиатов не обнаружил (конверт для Александра Александровича лежал у меня в дорожной сумке), и вернул бумажник мне.
Я сунул его в карман и ждал, чем закончится разговор двух незнакомцев. Кавказец молча протянул руку, а мой собеседник вдруг заартачился:
– Не буду я ничего показывать! Это я в милиции объяснения давать должен, а ты кто такой?
Кавказец вскипел:
– Это я «кто такой»?!.. Ах, вот вы как! Все ясно! Вы в сговоре и деньги у вас! Я сейчас не милицию – своих ребят приведу. Тогда и поговорим – кто здесь какой!
И столь же быстро, как и в первый раз, исчез, помчавшись за «подмогой». Мой визави тоже довольно споро двинулся в противоположную сторону. Я, подхватив дорожную сумку с конвертом, в котором лежали десять новеньких банкнот с видом Великой китайской стены, о происхождении и предназначении которых у меня не было желания объясняться с кем бы то ни было, с наивозможной поспешностью побежал к регистрационной стойке.
Как в плохих детективах я крутил при этом головой, опасаясь увидеть устремляющуюся ко мне группу кавказцев во главе с давешним ротозеем. К счастью, регистрация прошла быстро и вот я – на борту самолета. В иллюминаторе – последние отблески полуденной радуги. Солнце из голубого превращается в зеленое и изумрудные тени плывут по салону самолета.
«Сюда уже не прибегут!», – ликующе пела во мне какая-то струна.
Кофе с рюмочкой заказанного мною коньяка на высоте 10000 метров над головами и маленького «усатого кавказца», и «вежливого собеседника» я пил с огромным удовольствием, несказанно, правда, мучаясь при этом от того, что нельзя добавить к нему затяжку моей трубочки. И наложение игры света «полуденной радуги» на вид плоской, как доска, но с рассыпающейся копной рыжих волос бортпроводницы, следившей, чтобы никто не нарушил дурацкого и, я бы даже сказал, садистского аэрофлотовского запрета на курение, вызвал в памяти строчки Леонида Мартынова:
ebooksa