Аполлоша

Препираясь, приняли по шестой или седьмой рюмке и опасно приблизились к силовой развязке. Совершенно очевидно было, кто именно прольет кровь, защищая свой вариант. Но Игнат неожиданно сдался, выторговав ежегодно по месяцу в отеле «Парфирас» или на съемной вилле на берегу возле местечка Мандраки, где они с Аполлошей глядели в морскую даль, в лучисто-лазурное миллиардерское будущее.

В этом будущем Игнат по-прежнему не сомневался, если только олигарх не обманет. А поскольку Утинский, наняв Нагибина, спас его от мучительной смерти, Игнат был преисполнен оптимизма.

В намерении покинуть Москву укрепил Нагибин-«Бандерас». По информации, которую он получил из надежных источников, Игната вряд ли оставят в покое: эти люди из антикварной мафии очень не любят проигрывать.

К вечеру их доставили на загородную виллу Утинского. Тот был полностью в курсе произошедшего. И тоже посоветовал хотя бы временно «покинуть отчизну». Услышал, куда собрались. Обещал быстрое содействие, тем более что в Италии у него обширные деловые и личные связи. Что касается договоренности…

– Строго между нами, ребята! Никому ни звука! Надеюсь, я у вас единственный клиент. Я уже продал почти все активы по очень хорошим ценам. Если разразится и окажусь в кэше, а потом возьму за бесценок… – ну, не миллиард, конечно (тут он криво усмехнулся и хитро поглядел на друзей, выдав свою прижимистую еврейско-капиталистическую сущность), но миллионов двести пятьдесят вам достанется. Зато залога не надо: верю. Жаль только, не могу это вашему другу Аполлоше в глаза сказать и ударить с ним по рукам.

6 мая 2009 года

Игнату стукнуло шестьдесят.

Юбилей наши герои встретили на острове Родос. Прилетели туда по желанию виновника торжества из Равенны, где с декабря прошлого года стали собственниками и жильцами скромной виллы без бассейна, но с тремя спальнями и видом на море.

Володя Утинский оказался не просто человеком слова. Он принял живое и искреннее участие в их судьбе. Его люди все устроили: временное тайное убежище, охрану, покупку недвижимости, оформление виз, а потом и вид на жительство, переезд и доставку контейнера с Гошиными книгами и их теперь уже общим скарбом.

Они успели прижиться в этом дивном городке с его древнейшими мозаиками, церквями византийских времен, узкими улочками, где из крошечных кофеен льется щекочущий ноздри аромат.

Гоша работал азартно и упоенно, переводя терцину за терциной, вдохновляясь сознанием, что здесь же провел свои последние годы, завершил эпохальный труд и упокоился с миром великий Данте.

К Игнату вернулась былая любовь к чтению, благо кое-что привезли с собой. Но особенно увлекся он маленьким садиком, окаймленным с трех сторон живой изгородью из лавра и самшита. К вящему удивлению друга, он упоенно ухаживал за клумбами и бесконечно отвлекал Гошу от работы докучливыми просьбами перевести абзац-другой под картинками из книжки о цветах – Гоша купил ее, на свою голову.

Рано утром они ходили к морю, добредали до общественного пляжа, где никто не обращал внимания на двух немолодых синьоров и не придавал значения, возможно, более тесным их отношениям, чем приятельские. Иногда вечерами Гоша вступал с Игнатом в их бесконечное, с предрешенным результатом шахматное ристалище. А еще Георгий Арнольдович ультимативно заставил Игнатия Васильевича учить итальянский на элементарном бытовой уровне. Игнат чертыхался, пыхтел, дико коверкал звуки, но потихоньку осваивал под MP3 – плейер бытовые слова и фразы, понимая, что пригодится. Впрочем, с большей охотой он взялся бы за греческий.

Подаренных Аполлошей и судьбою денег плюс тех, что получали с аренды Гошиной московской квартиры (Игнатова пустовала), должно было хватить, чтобы лет десять вести безбедную жизнь, путешествовать куда угодно, в том числе и в Грецию, на Родос, куда неодолимо тянуло Игната. Лучшего повода для поездки, чем юбилей, нельзя было и придумать.

Они сняли номер в отеле «Парфирас» и дождались двух звонков из Москвы. Сергей Нагибин, разумеется, заранее приглашенный на юбилей за их счет, обрадовал вестью, что прилетит шестого с утра. Володю Утинского они тоже пригласили, дозвонившись по мобильному, который знали немногие. Впрочем, это был жест вежливости: понимали, что не приедет, птица слишком высокого полета. Так и случилось: их благодетель вежливо отказался, но подарок посулил передать через Нагибина.

За столиком дивной приморской таверны, где соленый запах прибоя перебивали ароматы подрумяненного на гриле, только что выловленного сибаса, где на столике уже дымилась нежная мусака и подкопченные овощи, Гоша и Нагибин подняли бокалы за здравие юбиляра. При этом «Бандерас» с деликатным юмором подметил, что «с их капиталом Игнатий Васильевич может позволить себе изредка и ОРЗ».

Бойцы повспоминали минувшие дни, почтили усопших. Сыщик, не желая вдаваться в подробности, дал понять, что один из общих московских знакомых и пара людей из его окружения получили по заслугам, при том что ни он лично, ни достопочтенные итальянские синьоры не имеют к этому никакого отношения. Друзья поняли его без комментариев и обрадовались, когда Нагибин с серьезным видом объявил, что при желании они могут вскоре навестить без опаски родину, столицу, освежить свои легкие воздухом подлинной демократии и свободы, которого им так не хватает на приморской чужбине. «Изгнанники» похихикали для вежливости, хотя иронию восприняли с некоторой горечью.

Во время застолья Гошу не покидало ощущение, что Нагибин чем-то взволнован, что-то недоговаривает. Они деликатно не спрашивали его про чудо-статуэтку, понимая, что были бы новости, сообщил бы. Но что-то подсказывало Гоше: информация есть и Нагибин приберегает ее.

Так и случилось.

– Что ж, – вдруг с какой-то подчеркнутой торжественностью и пафосом вступил сыщик, поднимая тост, – а теперь подарок юбиляру!