Стезя смерти

— Керн до чрезвычайности заинтересован услышать твою версию событий; то, что Густав поведал ему с твоих слов, его, кажется, почему-то не удовольствовало.

— Господи, — уныло пробормотал Курт, лишь вообразив себе, как будет отчитываться перед придирчивым взором начальствующего; Ланц кивнул:

— Вот именно. Пока все смотрится так, что арестованный ранен, горожане всполошились, и предъявить тебе нечего, в свете чего Керн готовит тебе теплый прием. Одолжить маслица?

— А побег с допроса? Это одно лучше всяких улик и подозрений, это само по себе улика из улик; чего ради он бежал, если ему нечего бояться и он ни в чем не повинен?

— Я уже сказал — ты будешь это разъяснять не мне.

— Тогда мне тем более надо допросить этого Рицлера, — решительно подвел итог Курт. — До беседы с ним мне попросту не о чем говорить с Керном. Мы дали ему довольно времени, чтобы чуть оклематься — довольно для того, чтобы отвечать на вопросы.

— Мне придется присутствовать, — предупредил Ланц, и он отмахнулся:

— Плевать, пускай соберется хоть кардинальский consilium.

Вести беседу Курт решил прямо в камере — пусть, видя, что окружает его, переписчик не забывает, где находится, и понимает, что его ждет; Ланц прекословить его решению не стал. Вообще, чуть унявшись, он подумал, что все складывается лучше, чем могло бы: Керн не явился к нему, требуя немедленных объяснений, не вызвал безотлагательно к себе, а главное, чего он не на шутку опасался, никто из старших сослуживцев не сделал даже намека на попытку перехватить у него дело, как только оно перестало почитаться всего лишь его блажью и приобрело хоть какой-то облик подлинного дознания. Ланц не мешался с советами, пока они, прихватив из коридора скучающего недовольного Бруно, спускались вниз; Курт не услышал ни единого слова наставлений, как ему должно вести себя и чего не надлежит делать, ему не было предложено препоручить опрос подозреваемого более опытному и знающему, а в подвале Дитрих просто молча встал у стены напротив решетчатой двери подле слабо горящего факела.

Охрана была представлена немолодым человеком с острым, темным взглядом бойца и равнодушно-скучливым лицом свинопаса; вручив ключи, он удалился, не уйдя вовсе, однако отступив вдоль ряда пустующих камер достаточно далеко, чтобы не слышать предстоящего разговора. Бруно, вряд ли понимающий, для чего он нужен и что ему делать, пристроился рядом с Ланцем, глядя в пол и супясь все более.

Переписчик лежал все в той же позе — на левом боку у самой стены, явно провалившись в сон, не приходя в сознание; лицо было бледным, однако уже не столь почти бескровным, как час назад. Он зашевелился при звуках гремящих в замке ключей, а когда, скрипнув давно не смазанными за ненадобностью петлями, растворилась решетка двери, открыл глаза, глядя перед собой еще неосмысленно и мутно. Понимание всего, что происходит, подступалось медленно, отображаясь каждой мыслью в его взгляде, все более настороженном, после — испуганном и, в конце концов, почти паническом.

— Здравствуй еще раз, Отто, — вздохнул Курт, присевши на корточки напротив, и тот, вздрогнув, рывком подался вспять, втиснувшись в стену спиною и вцепившись в каменный пол пальцами, запачканными его засохшей кровью. — Поговорим? Наша прошлая беседа оборвалась как-то уж крайне невовремя.

Рицлер не отозвался ни словом, не шевелясь и лишь глядя на человека перед собой уже с неприкрытым ужасом; Курт, однако, ответа на свои слова сейчас и не ожидал.

— Ты понимаешь, где находишься? — продолжил он тихо, и на этот раз переписчик, кивнув, едва слышно выдавил:

— Да… понимаю…

— Понимаешь, почему?

Тот хотел снова кивнуть, однако, оцепенев на миг, лишь отчаянно замотал головой:

— Нет, я не понимаю… Я ничего не понимаю, почему я в Друденхаусе? Я не сделал ничего, чтобы заслужить такое!

— Тогда почему ты убегал? — возразил Курт, по-прежнему не повышая голоса. — Ты солгал, чтобы иметь возможность уйти в комнату, имеющую запасной выход, и бежал; ты не остановился, когда я велел тебе, и даже раненым все еще пытался скрыться. Отто, ты ведь неглупый парень, дураки в университете долго не держатся и помощниками библиотекарей не становятся; так скажи мне — неужто ты сам не понимаешь, что все это более чем подозрительно?

— Но я ничего не сделал… — начал переписчик, и Курт предупреждающе вскинул руку: