Стезя смерти

— Отто, не надо. Ты ведь понимаешь, что такие слова в этих стенах слышали не одну сотню раз. Понимаешь, что они для меня ничего не значат — это не подтверждение твоей вины, не свидетельство невиновности — ты будто вообще ничего не сказал. Это — как бессловесный крик, который не обозначает ничего. Соберись, пожалуйста, и — более я не желаю слышать этих слов; это — понятно?

Рицлер торопливо закивал, и Курт улыбнулся, отчего переписчик посерел совершенно.

— Хорошо. Просто уясни, что это сбережет нам обоим бездну времени — к чему тебе произносить бессмысленности, а мне отвечать на них, если это все равно ни к чему не приведет… Итак, Отто, теперь, когда мы определили такое маленькое, но весьма немаловажное правило в нашем предстоящем разговоре, я буду задавать тебе вопросы, а ты — рассказывать мне о том, что меня интересует, и теперь я… по-доброму, Отто… прошу говорить мне правду. Мы договорились?

— Да, — кивнул Рицлер потерянно.

— Вот и хорошо. Тогда приступим. Я начну с самого простого вопроса. Почему ты пытался убежать?

Переписчик потянул носом, глядя мимо его лица, и ответил не сразу.

— Я… — тихо и с почти физически осязаемым усилием пробормотал Рицлер, — я… испугался…

— Это я как раз понимаю; но — чего?

Тот покосился на недвижных Ланца и Бруно за спиной майстера инквизитора, уронил взгляд в пол, дыша тонко и прерывисто, лихорадочно отирая покрытый испариной лоб пальцами, оставляющими на бледной коже грязно-красные полосы; Курт склонил набок голову, чуть повысив голос, но выговаривая слова по-прежнему спокойно.

— Отто, давай установим еще одно правило: ты не будешь молчать в ответ на мои вопросы. Это ведь тоже ни к чему; если ты молчишь, это означает, что ты измышляешь годящийся к случаю ответ, id est — что? не намереваешься говорить правды. Итак, давай мы начнем сначала, и теперь будь любезен мне ответить. Почему ты сегодня пытался сбежать от меня?

— Я испугался, — повторил тот одними губами и, увидев нахмуренные брови майстера инквизитора, поспешно продолжил: — Я думал, меня хотят обвинить…

— Кто? И в чем?

— Вы всё спрашивали о Филиппе, и я подумал… Вы так говорили, так намекали — я думал, вы пришли, чтобы меня обвинить в том, что я его убил! В университете говорят, — все быстрее и громче, захлебываясь в словах, продолжал переписчик, глядя в сторону, — что его отравили, что Инквизиция ищет отравителя, а вы все время так говорили, будто это я! Вы меня запугивали, и я поду…

— Неправда, — возразил Курт тихо, и переписчик оборвался на полуслове, царапая ногтями пальцы мелко подрагивающих рук, лежащих на коленях. — Здесь есть свидетель нашего разговора, который слышал каждое мое и твое слово; и это, Отто, неправда. Я не запугивал тебя, не предъявлял тебе никаких обвинений и даже словом не намекал ни на что подобное. Из чего ты мог вывести такое подозрение?

— Вы всё спрашивали… Вы говорили о том, что у него не было денег на комнату, а для меня были, и я подумал — вы меня обвиняете, что я убил его из-за денег!

Несколько мгновений Курт безмолвствовал, глядя на переписчика неотрывно и пристально; в том, что парень врал, причем не слишком ловко, он и не сомневался — проблема заключалась в том, что подобные истолкования событий допустимы в принципе, и Керн не преминет об этом заметить. А уж ректор и студенческий совет двери вынесут, докучая требованиями предъявить арестованному обвинение безотложно или освободить человека, взятого лишь за то, что его запугал некомпетентный следователь…

— И кто же в университете сказал тебе, что Филипп Шлаг был отравлен? — тщательно следя за голосом, спросил Курт, и переписчик, наконец, поднял к нему взгляд.

— Я не помню. Клянусь, честное слово, не помню.

— Уверен? Отто, ведь слухи не носятся в воздухе, подобно пыли, они не безличны — слухи приносят люди; стало быть, хоть одного из них ты должен помнить. Итак, подумай и скажи мне: кто тебе рассказывал, что Инквизиция ищет именно отравителя?

— Я не помню! — с чувством повторил Рицлер шепотом, и теперь по тому, как это было сказано, по непритворно прямому взгляду было ясно, что на этот раз он сказал правду. — Просто слышал разговоры, вот и все, я вам клянусь, жизнью клянусь!