Так, спокойно! Без паники! Есть запасные варианты. Номер два привязывает к шарику длинную веревочку. Номер три соскочил с раскладного стула и пытается сдернуть за ногу безбилетного пацана. Номера четыре, пять, шесть и семь оживились и возбужденно загалдели, кого-то увидели. Ага, того самого стервятника. Наверное, именно этой бутылки им не хватало для своих скромных нужд.
Стервятник! Чем плох, черт побери!
— Эй, мужик! Да, ты, ты! Ну, блин, точно ты, больше же никого нет! Иди сюда. Да, не бойся, бить не буду, ну! Нет, денег не дам. И прикурить у меня нет. Да ладно, не говняйся, я тебе счастья отвалю.
— Убьешь что ли? — Мужик неспеша перешел через дорогу и посмотрел недоверчиво.
— Зачем? Убьют и без меня. Ну так как? Хочешь счастья?
— Это смотря какого. — Мужик сплюнул на асфальт.
— В смысле?
— Ну, счастье ведь разное бывает. Если еврейское втираешь — тогда лучше себе оставь. Относительного у меня самого навалом, — он погремел авоськой с бутылками. — Сиюминутное — за него и хабарика не дам, не проси. Женское — был бы милый рядом, ни к чему, сам понимаешь. А детское… Нет, это не счастье, это радость. Но тоже как-нибудь обойдусь.
Во дает! А он ничего, не дурак. И с чувством юмора у него порядок. И не беда, что страшненький, зато нестарый, лет тридцати пяти. Или сорока пяти? Сквозь следы разложения не разобрать. Ладно, анализировать некогда — время. Две минуты.
— Семейное сойдет?
Мужик обиженно повернулся спиной:
— Пошел ты!..
Ишь ты, закомплексованный! Ну-ка, ну-ка, откуда у комплексов ноги растут? На костяшках сжимающих авоську пальцев четыре синие буквы «ЛЮСЯ». Из-под лямки ветхой майки торчат шипы обмотанной колючей проволокой розы. Романтик! Ну и повезло же мне!
— Да погоди! Я серьезно. Будет жена-красавица, квартира с занавесочками, диван, телевизор и тапочки. Тебе понравится, не бойся.
— Издеваешься, да? Да ты знаешь, сука глумливая, как я до жизни такой докатился, а? Знаешь, что пережить пришлось?
А то ж!
— Роковую любовь. Ты ее боготворил, а она блядь на весь район. За нее на благородную дуэль с шилом вместо шпаги. Потом менты-собаки, судья продажный и срок от звонка до звонка.
Собака возле плевательницы зря время не теряла, ловила каждое слово настороженными треугольными ушами. И, услышав слово «собаки», подхватилась с места и завертелась рядом, объединяя нас кольцом своего собачьего дружелюбия. Некогда ее гонять, хрен с ней.
— Откуда знаешь? — у моего визави со дна глазной мути всплыло ошеломление и плескалось, грозя перелиться через край.
Так я тебе и сказал откуда! Романтики — такая впечатлительная рыба, которая на правду не клюет.