Метаморфоза

Татьяна Сергеевна заёрзала на стуле, сжигаемая любопытством, но боязнь выглядеть нескромной мешала ей задавать наводящие вопросы, и она собралась было переключиться на новую тему, но тут из кухни выглянул Евгений в нарядном переднике, раскрасневшийся от плиты, и обратился к Валентине:

— Сбегай-ка в магазин. У меня лавровый лист кончился.

— Вари без него.

— Не тот вкус получится.

— Я не претендую на особый вкус.

— Нет, ты сходи, потом попрекать будешь, что невкусно готовлю.

Валентина неохотно встала и, захватив кошелёк, отправилась в магазин. На улице уже стемнело, зажглись фонари. Сунув пачку лаврового листа в карман, она возвращалась быстрым шагом, не терпелось снова приняться за приёмник. На улице никого не было, в этот час все сидели у телевизоров.

Вдруг из темноты раздался пронзительный крик, из-за угла к ней навстречу метнулась испуганная девушка, вцепилась в рукав и стала умолять:

— Помогите, скорей. Моего знакомого бьют хулиганы. Они убьют его.

Валентина заколебалась.

— Что вы стоите! — взволнованно трепала её за рукав девушка и, поняв, что прохожий боится, с упрёком бросила: — Вы же мужчина.

— Да, но я не умею драться, Никогда в жизни не приходилось.

— Боже мой! При чём тут — умею, не умею. Вы же мужчина. Одного вашего вида будет достаточно. Ах, если бы я была мужчиной!

Последнюю фразу она произнесла с особым выражением, и фраза подстегнула. Да, если бы она была мужчиной — и Валентина, больше не колеблясь, побежала за девушкой.

Хулиганов оказалось трое. С разбегу, ни о чём не думая, Валентина врезалась в комок дерущихся, сразу уловив, кого бьют и кто бьёт. Разобраться не составляло труда, потому что один из них валялся на земле, и на него сыпались удары остальных.

— Ах, гады! — взревела Валентина, молниеносно воспылав ненавистью к несправедливости, и с яростью стала сыпать удары направо и налево, пуская в ход и руки, и ноги.

Как она сокрушала врага, трудно вспомнить и рассказать достоверно, но после драки в нагрудном кармане своей рубашки вместе с лавровым листом она обнаружила чей-то зуб, а в крепко сжатом кулаке — пучок чьих-то курчавых волос. Изо всей драки ей запомнились только два коротких эпизода, когда какому-то слишком экспрессивному товарищу она заткнула пасть своей туфлёй и кого-то, не сдержавшись, по старой женской привычке укусила за нос, потому что этот нос оказался перед самым её лицом и мешал видеть других.

Она не смогла бы оценить, профессионально ли вёлся ею бой, или в нём оказалось больше самодеятельных элементов, но помощь подоспела вовремя. Упавшему удалось подняться и присоединиться к ней, дальше они отражали удары вдвоём.

Было ли ей больно во время драки, она тоже не могла бы ответить, потому что ощущала только нестерпимую ярость и изо всех сил работала всеми четырьмя конечностями. Хулиганы не выдержали такого отчаянного натиска и бежали.

Домой Валентина вернулась с огромным синяком под глазом, в разорванной рубашке, без туфли, но с пачкой лаврового листа, с чьим-то выбитым зубом в кармане и с блаженной улыбкой на распухших губах. Впервые в жизни она одержала победу в рукопашном бою.