— Может, я тебя удивлю. Но если серьезно, что ты думаешь? Ты ревнуешь?
— Нет, — ответил я искренне. — Рад за тебя. Это замечательно. Желаю тебе всего наилучшего. Один только вопрос: могу я на свадьбе передать тебя жениху?
— Свадьбы не будет. Одной вполне достаточно. Кроме того, о свадьбе тут вряд ли пойдет речь.
— Почему?
— Сам увидишь. — Она усмехнулась и больше на эту тему не говорила.
Когда я уходил, она поцеловала меня в обе щеки и потерлась носом о мой нос. В былые времена за этим следовал поцелуй. Теперь это превратилось просто в милый ритуал прощания двух близких друзей.
— Позвони, если то, что я узнала от Зиглера, куда-нибудь тебя приведет, — попросила она.
— Пошлю тебе самый красивый букет цветов, если имена окажутся полезными.
— И будь осторожен. Я совсем не хочу, чтобы киллер порезал тебя, как ту бедную девушку.
— Буду следить за своей спиной.
— Увидимся.
Я ушел и весь день думал о том, что у Эллен появился новый поклонник. Кто бы он ни был, пусть относится к ней хорошо — лучше, чем я, — иначе я его достану. Не имеет значения, насколько далеко зайдут мои отношения с Присциллой, — Эллен всегда останется главной любовью моей жизни. Никто не посмеет ее обидеть, пока я не перебрался на тот свет.
Имена двух медиумов ничего мне дали. Никаких видимых связей с кем-либо из подозреваемых, хотя одного из чревовещателей навещала Присцилла. Она сказала, что он мрачнее Зиглера, но такой же мошенник. Ник к нему никогда не ходила. Кроме этих двух имен, в отчете Эллен не оказалось ничего полезного. Я ничего особого и не ждал — ведь нельзя было рассчитывать, что Зиглер открыто заговорит о человеческих жертвоприношениях, — но все равно огорчился. Я согласился с Вами, что если в ближайшие несколько дней ничего не произойдет с Ником, то мы должны вплотную заняться Зиглером. А поскольку Эллен ничего существенного не раскопала, это снова подразумевало слежку и бесконечные часы ожидания.
Когда во вторник катил на велике домой, я пребывал в крайне мрачном настроении, поэтому сразу же по приезде отправился на боковую. На этот раз спал крепко — слишком устал, чтобы видеть сны. Поэтому, когда внезапно проснулся среди ночи, подумал: что-то не так. Несколько секунд я не слышал ничего, кроме гулкого биения собственного сердца. Потом сообразил, что разбудило меня всего лишь жужжание мобильного телефона. Я взглянул на часы — три часа, черт бы побрал все, — застонал и вслепую потянулся за телефоном.
— Пусть это будет, мать твою, вопросом жизни и смерти, — прорычал я, ожидая услышать насмешливый голос своего папаши. Но ошибся.
— Телефон-автомат у библиотеки. Будь там через десять минут.
— Кто… — начал я, но связь прервалась.
Сидя на краю кровати, я силился узнать голос. Не смог, поэтому поднялся и быстро оделся. Возможно, я попаду прямиком в беду, но я так устал, что меня это уже не заботило. Я хотел было позвонить Вами, но передумал: он все равно не успел бы подъехать.
Когда двинулся к двери, мои глаза задержались на каминной полке, и я остановился. Черный шарик с золотыми загогулинами, который я обнаружил в глотке пойманной форели, исчез. На мгновение я решил, что его кто-то украл. Но это было сущее безумие. Скорее всего, шарик скатился на пол. У меня не было времени его искать, да и большого значения это не имело. Так что я вышел из квартиры и захлопнул дверь.
Я прибыл к будке телефона-автомата за две минуты до назначенного времени. Зашел внутрь, желая спрятаться от холодного ночного ветра, дувшего со стороны реки. Мимо проехала патрульная машина, двое сидевших в ней полицейских подозрительно оглядели меня. Я лениво махнул им рукой, и они не стали останавливаться. Затем зазвонил телефон. Я снял трубку и без предисловий резко сказал: