— Можно любить сразу двоих. Такое бывает.
— Джин — удивительная женщина. Я не могу отплатить ей за доброту предательством. В последние годы мы вместе пережили несколько ужасных трагедий. Война забрала у меня сына… — Его голос пресекся.
Мари подняла голову и нежно погладила его щеки.
— Извини, — прошептал он.
Она приложила палец к его губам.
— Мы соединимся в следующей жизни.
— Да, — согласился Дойл, — в следующей жизни обязательно.
Лавкрафт сидел на койке, уставившись в одну точку. Бороться за жизнь уже не было сил. Он окончательно сломался и жаждал смерти. Чудовищно болела голова, шатался передний зуб. Он двигал его языком вперед и назад. И главное, не шел сон. Лавкрафт полагал, это из-за того, что он наглотался трупной пыли. Зашитая рана у основания черепа горела и подергивалась. И это только болячки на голове, которая составляла незначительную часть тела. Весь его торс был перебинтован. Каждый вдох, даже самый неглубокий, воспламенял обожженные легкие и вызывал приступ кашля.
Хныканье за стеной продолжалось. Раздосадованный, Лавкрафт взял свечу, набросил на плечи одеяло и вышел в коридор. Дверь в соседнюю комнату была приоткрыта. Он заглянул и увидел Эбигейл: она сидела за столом, уронив голову на руки. Лавкрафт сделал несколько шагов. Кашлянул. Эбигейл рывком поднялась. Слезы на щеках мгновенно высохли.
— Почему ты всегда смотришь на меня вот так? Чего тебе надо?
— Не знаю, — искренне ответил он.
— Тогда перестань.
— Не могу.
— Почему?
— Извини, — пробормотал Лавкрафт. — Ну… за то, что случилось тогда… в ванной.
Эбигейл пожала плечами:
— Чепуха. Я встречала извращенцев и покруче. В Париже один придурок воровал мои грязные трусы.
— Я не такой… я не… просто так получилось… — Лавкрафт тяжело вздохнул и собрался уходить.
— Так что же тебе все-таки от меня надо? — воскликнула Эбигейл, когда он был уже у двери.
Лавкрафт остановился.