— Капитан, — тихо окликнул он, — вы здесь? Ах, да, вы же теперь майор! — в последней фразе слышалось столько сарказма, будто повышение сослуживца в звании Токслей воспринимал как личное оскорбление. С чего бы вдруг?
— Да, я вас жду, — откликнулся он и рискнул показаться из-за трубы. И тут же ему пришлось шарахнуться обратно — рядом просвистел нож, шумно упал где-то позади.
Тон разговора был задан.
И расклад с самого начала сложился не в пользу Веттели — в его-то план не входило убивать противника без предварительной беседы, а тот, судя по всему, намеревался покончить с делом без лишних слов…
Хотя, нет, не может такого быть! Когда это лейтенант Токслей, весельчак и балагур, душа любой кампании, немного фат, немного позёр, большой любитель театральных эффектов, умел обходиться без лишних слов? Для таких, как он, жизнь — это игра, а всякая игра должна быть интересной, иначе какой в ней смысл?
Веттели снял свитер, свернул комом, осторожно высунул из-за трубы. И снова мимо просвистел нож. Мимо! Как говорят математики, «что и требовалось доказать». Промахнуться с такого расстояния Токслей мог только умышленно. Значит, он тоже не спешит прикончить противника, просто нагнетает обстановку.
Веттели торопливо натянул свитер — на чердаке немилосердно дуло из всех щелей, зуб на зуб не попадал. И только потом заговорил снова.
— Лейтенант! Я понимаю, что вам не терпится отправить меня к праотцам, только имейте в виду, мы здесь не одни, — он хотел играть по-честному, для него это почему-то было важно. — За нами наблюдают минимум четверо свидетелей.
Фердинанд раскатисто рассмеялся, и глухое чердачное эхо вторило ему.
— Где же они, твои свидетели — прячутся за трубами? Блефуешь, капитан!
Веттели пожал плечами: наше дело предупредить, если не веришь — это уже твоё дело, главное, наша совесть чиста. Вслух он ничего говорить не стал.
— Надеюсь, ты понимаешь, что один из нас живым отсюда не выйдет? — продолжал лейтенант, он как всегда старался перехватить инициативу в разговоре. «Молодец, — мысленно похвалил Веттели, — действуешь по плану. По
— Неужели? — изобразил удивление он. — А я-то надеялся убедить вас признать свою вину и сдаться властям. Говорят, чистосердечное признание облегчает участь убийц, и виселица может быть заменена пожизненным заключением, а то и каторгой в дальних колониях, если судья проявит снисхождение и учтёт ваши старые боевые заслуги.
— Не притворяйся более наивным, чем ты есть на самом деле, капитан, — усмехнулся убийца. — Ни пожизненным заключением, ни даже каторгой меня не соблазнишь. Не так уж это заманчиво звучит, как тебе кажется. Нет, одно из двух. Либо повезёт тебе — ну, значит, такая моя судьба, либо повезёт мне, тогда ты станешь очередной ритуальной жертвой загадочного убийцы…
— А загадочным убийцей окажется Огастес Гаффин? — подхватил Веттели.
— И это тебе известно? Вот что значит хорошее образование! — скривился Токслей, так он пытался изобразить улыбку. — Между прочим, любопытно было бы узнать напоследок, каким образом ты смог на меня выйти? Я что-то упустил? — скрыть досаду ему не удалось.
— О, вы были безупречны, лейтенант! — заверил Веттели великодушно. — Вас подвели внешние обстоятельства — смерть Уильяма Годдара. Я случайно наткнулся на некролог и обнаружил, что у вас с покойным Мидоузом имелся один богатый дядюшка на двоих: вот вам и мотив. Дальше оставалось только учесть детали: ваше умение отводить противнику глаза, водить венефикар со скоростью пятьдесят миль в час… да-да, если бы вы этого не умели, не стали бы тогда, в первые дни нашей встречи, о такой возможности упоминать. Плюс ваша осведомлённость о памятном такхеметском происшествии. «Similia similibus solventur», верно? В общем, останься ваш родственник жив, я бы по сей день пребывал в счастливом неведении относительно вашей персоны, — подытожил он.
Токслей громко сплюнул в чердачную пыль. Пробормотал, обращаясь скорее к самому себе чем к собеседнику:
— Да, этот старый ублюдок сумел-таки мне подгадить напоследок. Дёрнул же его шайтан помереть! Не мог подождать месяц-другой, пока всё уляжется.
Ага, значит, Токслей дядюшку не убивал, значит, это добрые боги, наконец, спохватились, что в Гринторпе творятся безобразия и пора уже их пресечь! Приятно верить, что есть на свете высшая справедливость. Обнадёживает.
ebooksa