Носферату

— Не трогай меня, я сам отнесу его в Мордор, — с притворным ужасом отшатнувшись, прошептал я, хватаясь за шнурок, что висел у меня на шее. Естественно, перед тем, как приковать внимание «органов» к амулету, я выпустил из пальцев конверт, который белоснежным росчерком спланировал под стол.

— А вы мне нравитесь, Шатов, — с едва заметной улыбкой проговорил он. — Наглый, как камикадзе.

Я немного расслабился, краем глаза заметив, как конверт скользнул под скатерть. Анна подала Саньку кофе и присела рядом. Где-то на самых задворках ее полного укоризны взгляда таилось что-то очень похожее на восхищение. Я принял этот щедрый дар судьбы с благодарностью и отвел глаза, чтобы не увидеть во взгляде владычицы моего сердца чего-нибудь менее приятного. Но судьба, видимо, решила быстро уравнять шансы, заставив мое встрепенувшееся от радости сердце метеором свалиться в пятки. Конверт не остался под столом. Он оказался не заклеен, и, благодаря трепещущему крылу клапана гадкая бумажка со своим ценным грузом вылетела из укрытия с другой стороны и приземлилась не так уж далеко от меня, как раз около корзинки Экзи. Конверт раскрылся, и крошечная черная карточка выглянула оттуда ровно настолько, чтобы привлечь внимание пса. Экзи рванулся к нечаянной добыче. Забыв обо всем и не выпуская из рук фена, я бросился к нему и успел сунуть палец в пасть, спасая добытые мамой секретные материалы от собачьих зубов. Но паскудный пес не желал сдаваться без боя. Он тяпнул меня и, выплюнув карту, вцепился в выскочивший из-за ворота рубашки мешочек. Шнурок лопнул, мешочек раскрылся, саломарский кулон выпал, но упасть на пол не успел, потому что был тут же проглочен Экзи. Ошарашенный такой несправедливостью, я схватил пса поперек кудрявого, облепленного никотиновыми пластырями пуза и попытался огреть феном, но нажал на кнопку «on», и проклятущая машинка ударила меня током. Я выпустил Экзи и выругался. Немного утешало то, что псине досталось не меньше моего. Экзи взвизгнул и рванул к двери. Но путь ему преграждал сидевший на стуле Санек, и фокс решил не связываться с великаном, круто развернулся и забился в угол возле холодильника.

— А этот цирк по какому поводу? — приподнял бровь устрашитель собак.

— Это у него спрашивайте, — буркнул я, потирая прокушенную руку и злорадно представляя, как скажу Саньку, что его драгоценный саломарский камешек сожрал поганец Экзи. — Можете допросить его с пристрастием и даже пытать. Я разрешаю.

— Это собака Брута Шатова, — пояснила Анна Моисеевна. — Пока дипломат в больнице, она находится здесь.

Похоже, Санек хорошо знал моего дядю и с наиболее грозной его стороны, потому что посмотрел на пса куда более благосклонно и даже с некоторым уважением. Он поднялся, выглянул за дверь, а потом плотно закрыл ее, лишив Экзи даже призрачного шанса на бегство.

— Ладно, Шатов, внимательно слушайте и постарайтесь поменьше запомнить, — предупредил он, одним глотком осушая чашку. — Дело наше с вами — это, так сказать, три дела. И до поры до времени проходили они своими путями. И только смерть вашего саломарского друга соединила их в некоторую связь…

Я мысленно еще раз попросил прощения у русского языка и титаническим усилием воли сдержал порыв поправить говорившего…

— Как вы понимаете, кража произведения искусства — это юрисдикция нашей Анны Моисеевны. Я же, Носферату Александрович, как вы правильно заметили, занимаюсь несколько другим — точнее говоря, некоторыми путями, какими секретная информация становится известной тем, кому она известной быть не должна. И вот эта часть вопроса находится в моем непосредственном ведомстве.

Санек, собираясь с мыслями, потер квадратный, до скрипа выбритый подбородок.

— Несколько дней назад к нам поступил сигнал. Проверенный источник докладывал, что неизвестные вышли на контакт с несколькими мировыми разведками с предложением продать или передать во временное пользование сверхновое оборудование. Наш внедренный агент. — Я поморщился, но снова промолчал. — Предложил этим неизвестным заключить сделку, но только при условии, что эффективность оборудования будет подтверждена фактами. В качестве доказательства продавцы предложили сведения о новых разработках Отто Юльевича Штоффе. Такое доказательство действительно обратило бы на себя внимание, поскольку квартира Отто — один из самых крепких орешков для современной разведки. Мы следили за всеми, кто приходил к академику. Но он не слишком много общается с внешним миром и больше занят своими проектами. За период от появления предложения о продаже оборудования до дня передачи данных к нему приходил только почтальон, но тот не поднимался на этаж — оставил корреспонденцию в ящике. Сам Штоффе ни с кем, кроме вас, связаться не пытался.

— А если они сняли информацию раньше? — спросил я, перехватив Экзи, который попытался проскользнуть у меня под ногами.

— Мы отработали эту версию, — терпеливо ответил Санек. — Наш внедренный агент попытался перенести передачу данных на более ранние сроки, пообещав значительно увеличить сумму, но ему отказали. Мы поняли, что информации у продавцов пока еще нет. В тот день, когда было условлено передать данные, мы послали на квартиру Штоффе своего сотрудника-андроида. Проверить по возможности, не имеется ли в помещении какого-либо вновь установленного оборудования, и не повреждена ли аппаратура, установленная нами. Мы предположили, что преступники уверены, что могут легко проникнуть в квартиру академика, и захотят снять данные со своих приборов перед самой передачей, чтобы не попасться на хранении. По легенде, наш сотрудник должен был, назвавшись представителем некоего лица, желающего купить гобелены, осмотреть квартиру Отто Юльевича. Наш сотрудник воспользовался тем, что хозяин квартиры вышел встретить гостей, и начал осмотр комнаты. С целью маскировки перед возвращением Штоффе он занял позицию возле предполагаемого объекта своего интереса — риммианских гобеленов. Однако получил из неизвестного источника повреждения, при которых, согласно инструкции, не подлежал восстановлению, и с целью недопущения использования информации, хранящейся в его запоминающих устройствах, обязан был привести в действие резервную систему самоуничтожения.

— Угу, — подхватил я, — и чуть нас с вашей дорогой коллегой Анной Моисеевной к праотцам не отправил. А что — чтобы стереть память андроиду, нужно было из него новогодний фейерверк делать?

— Ферро, — угрожающе пробормотала Анна, но Санек опередил ее:

— Мы, естественно, приносим соответствующие извинения вам и Анне Моисеевне. Со всей ответственностью могу заявить, что имел место несчастный случай. Основная система самоуничтожения была повреждена ввиду точечного удара через барабанную перепонку, что при разделении корпуса андроида повлекло…

— Ладно, — отмахнулся я, видя, что извинения даются ему нелегко. — Надеюсь, Анна Моисеевна тоже вас простила. Но, если это не секрет, кто и чем таким интересным распилил вашего сотрудника, что даже вывел из строя систему самоликвидации?

— Мономолекулярная нить, — ответила вместо Санька Анна, заметно бледнея. Видимо, пришедшая в голову мысль сильно напугала ее, — и сейчас я почти уверена, что андроида уничтожили гобелены, точнее, то, на что заменили гобелены Суо.

— Совершенно точно, — подтвердил Санек, — мономолекулярная нить. И не одна. Поэтому я еще раз прошу вас, Шатов, — отдайте камень. Ваш экземпляр тоже может быть вооружен мономолекулярной нитью.