Замок искушений

Все трое мужчин переглянулись, и поспешили вперед.

Здесь была лишь комната Габриэль, и Дювернуа испугался. Накануне, ближе к полуночи, он, как обычно, пробрался к своей малютке, правда, они снова несколько повздорили, но всё-таки закончили ссору под одеялом. Огюстен оставил её на рассвете, утомлённую любовными шалостями. Что могло случиться?

На пороге комнаты, пошатываясь, стояла Элоди, лицо её напоминало маску античной трагедии. Обруч, поддерживающий волосы, сбился, тёмные локоны растрепались по плечам, рукав платья упал с плеча, но она не заметила этого. Было видно, что она пытается овладеть собой, но в глазах застыло безумие. Арман кинулся к ней, Дювернуа протиснулся в глубину спальни, а Этьенн убедившись, что Клермон не даст мадемуазель Элоди упасть, решил узнать, что вызвало в ней такое волнение.

Огюстен в ужасе застыл посреди комнаты, и Этьенн не мог бы обвинить его в излишней чувствительности.

На постели, взбитой и словно переворошённой, лежало тело. Но об этом говорили только очертания. Оно было словно опалено дыханием бездны, кожные покровы кое-где были просто обуглены, в оскале черепа, потемневшего и обожжённого, застыло выражение ужаса. Странно живыми и потому особенно страшными были глаза, вылезшие из орбит.

В комнате появился Арман Клермон, неся полубесчувственную Элоди. Он, опустив её в кресло, повернулся к постели и тоже онемел от увиденного.

Быстрее всех в себя пришёл Этьенн, который, кстати, ни на мгновение не потерял присутствия духа. Случившееся скорее изумило его, чем потрясло. Граф был далеко не робкого десятка, перед непонимаемым останавливался, но оно редко пугало его. Он внимательно оглядел комнату, ночные столики, кресла, раму окна, прикроватный полог. Его глаза скользили по постели, на миг остановились на пальцах трупа, намертво вцепившихся в покрывало. Смутное подозрение появилось тут же. Такое действие могла оказать одна из дьявольских смесей, которыми забавлялась порой его сестрица Сюзанн, рецепты которых он знал и сам, но понять, зачем той потребовалось убивать малышку Габриэль — не мог. Сестрица была особой весьма умной, хотя ум служил, как правило, только её капризам, но это было слишком для самой прихотливой фантазии. Таких причуд Сюзанн себе раньше не позволяла.

Мсье Виларсо де Торан положил выяснить это при первой же возможности, а пока спокойно и властно распоряжался. Граф послал полуобморочного Дювернуа за мсье Гастоном, а потом посоветовал ему подышать свежим воздухом, Армана попросил отнести мадемуазель Элоди к ней в спальню, позвать горничную, затем известить о происшествии остальных, и ждать его после в библиотеке. И Дювернуа, и Клермон подчинились безропотно.

Сам Этьенн Виларсо де Торан, оставшись один, ещё раз внимательно осмотрел кровать, почти вплотную подойдя к телу, чего не хотел делать, пока в спальне были посторонние. Убрал простыню. Наклонился ниже, внимательно рассматривая тело. Перевернул труп, потом положил его обратно. Принюхался. Нет, не померещилось.

Над кроватью стоял запах болотной гнили и серы.

Глава 17. В которой гости его светлости, каждый на свой лад, высказывают свои предположения об убийстве малютки Габриэль

Этьенн решил вначале выяснить первый из возникших вопросов, подумав, что второе его подозрение не настолько и значимо при подтверждении первого. Он встретил на пороге мсье Гастона Бюрро, рассказал о страшной находке, попросил известить его светлость. После тихо проследовал вниз, где встретил Лоретт, де Файоля, Клермона, Дювернуа и Сюзанн. Здесь же была и Элоди, из чего Этьенн понял, что она уже пришла в себя и не пожелала остаться в спальне, и сейчас, сидя рядом с потрясённой Лоретт, слабым голосом рассказывала ей о случившемся. Арман то и дело бросал на неё обеспокоенные взгляды. Дювернуа сидел в стороне от всех и казался больным, его въявь лихорадило. На Рэнэ де Файоля сообщение впечатления не произвело. Было заметно, что он либо не осознал того, что произошло, либо не понял, что ему сказали. Впрочем, он не видел трупа. Этьенн впился глазами в сестру. На лице Сюзанн было некоторое недоумение, — и не больше, но Этьенну был известен артистизм сестрицы.

Тем временем о случившемся был извещён герцог, который, ужаснувшись, предложил, чтобы молодые люди помогли перенести тело в склеп под донжоном Главной Башни. Когда починят мост — гроб отнесут на дальний погост, ведь едва ли несчастные сестры бедной Габриэль пожелают похоронить её в Эрсенвиле? Это так сложно…

Сестры беспомощно переглянулись и кивнули.

Мужчины проследовали на второй этаж и тут, в спальне, до Рэнэ де Файоля через туман любовного помрачения дошёл весь ужас происшествия. Он несколько минут молча смотрел на тело, потом протянул руку к столбцу полога, но не сумел ухватиться за него, и просто упал в изножье кровати. Мсье Гастон ругнулся, помянув чёрта.

Подошёл егерь, мсье Бюрро взялся показать дорогу в склеп, но никто не хотел переложить тело на покрывало. Этьенн, оглядев обморочного Рэнэ, смертельно бледного и трясущегося Дювернуа и с отвращением разглядывавшего труп Клермона, не раздумывая, выбрал последнего.

— Помогите, Арман.

Хотя Клермон предпочёл бы помочь его сиятельству в каком-нибудь другом, менее противном деле, он понимал, что кто-то всё равно должен сделать это. Покрывало подняли и разложили на полу, Арман увидел, что у девицы обожжены только голова и грудь, а сзади тело почти нетронуто.

У двери раздался легкий вскрик, и Лоретт, пришедшая посмотреть на сестру, медленно сползла по дверной раме. Бывшая с ней Сюзанн оглядела покойницу взглядом напряжённым и мрачным, и у Этьенна снова зашевелились подозрения на её счёт. Клермон был благодарен Этьенну, взявшему на себя самое ужасное. Тот поднял труп и переложил его на покрывало, потом перекатил его на середину, при этом продолжая внимательно рассматривать. Тело накрыли простынёй. Наконец Рэнэ де Файоль и Лоретт были приведены в чувство, егерь и мажордом подняли покрывало с одного конца, Клермон и Виларсо де Торан — с другого, и печальная процессия двинулась в склеп.

Склеп под донжоном Главной Башни не был, к удивлению Этьенна, сырым, здесь царил приятный полумрак, в свете факелов ощущались странные провалы пространства, казалось, стен нет, а гробовые ниши напоминали античные колумбарии, выемки были неглубокими, но длинными, тело легко помещалось вдоль стены. Клермон заметил, что ниши в стене расположены по принципу пирамиды — три в самом низу, над ними — ещё две, и одна в самом верху. Они оставили тело в крайней из трёх нижних ниш.