– Что пялишься, болван?! Ответь мне. Немедленно! С тобой разговаривает…
Ну вот, опять сорвался. Кулаком грожу зеркалу. Может, еще за тростью сбегать, так оно весомее будет?.. Ну, чистый болван, по-другому и не скажешь. Надо же так перетрусить – до потери всякого достоинства. Хорошо хоть слуги у меня сплошь механические, некому оценить глубину падения «светоча имперской науки». И друзей живых тоже не осталось. Нет, не умерли, слава богу, просто перестали быть друзьями, постепенно отдалились, став сперва добрыми приятелями, затем просто приятелями, потом знакомыми, ну и закончилось все тенями из прошлого. Вернее, далекого прошлого. А может, оно и лучше – никого не «потоплю» вместе с собой, некому будет изнывать в тщетных попытках спасения еще одной заблудшей души. Зачем мне слезы и страдания хороших, ни в чем не повинных людей? Принесут облегчение? Полнейшая ерунда, незачем раздувать и без того непомерную вину. А так я ответственен только перед собой и своими предками, чьим немалым наследством распорядился неразумно. Но предкам деньги давно ни к чему, вряд ли с той стороны могильной плиты они осудят потомка за столь странное мотовство, не доставившее радости самому транжире. Скорее, на
Подхожу к вечно запертому окну. Раньше звуки из внешнего мира мешали работать, не давая сосредоточиться и как следует подумать, ныне же я сойду с ума, если останусь наедине с беспощадной тишиной. С трудом распахиваю непослушные рамы, сопротивляющиеся непривычному действу, и кабинет мгновенно наполняется жужжанием, присвистом и стрекотом, доносящимся из сада. Это шумит механический дворник – с удовольствием наблюдаю за его работой, наслаждаюсь металлической грацией, отмечаю четкость и плавность движений. Настоящий шедевр инженерной мысли, гениальное творение, которым следует гордиться, однако с гордостью нынче плохо. Иссякла она, улетучилась в неизвестном направлении.
Надолго отвлечься не получается, уже через несколько минут глаза перестают замечать старания усердного автомата, а уши – различать железную музыку. Мысли возвращаются в прежнее безрадостное русло. При всей беззаветной любви к машинам, именно сейчас мне отчаянно не хватает людей. Одного человека, конкретного, который, собственно, всю кашу и заварил. Моего помощника, неизменно прозывавшего себя новомодным эвфемизмом «движитель торговых сношений». Торгаш, если по-человечески, купчишка на паях.
«Вы, Ваше высокоблагородие, уникальный ум, незаурядный творец от настоящей, истинной науки грядущего, Вам бы всецело отдаться высоким материям, созидать во славу Отечества, денно и нощно трудиться не покладая рук, множа блага Империи. А Вы драгоценный дар, ниспосланный свыше, на пустое тратите – маетесь бухгалтерией, в которой ничего не смыслите, пред бюрократами-казнокрадами унижаетесь, пытаясь в толоконные лбы вложить светлые идеи. Зачем по рвачам-банкирам ходите, кредиты неподъемные вымаливая? Что Вам делать в торговой гильдии среди пронырливых хитрованов, промышляющих обманом непотребным да лукавством бессовестным? Вы, Ваше высокоблагородие, обладатель самых завидных талантов, однако ж в делах низменных, с коммерцией подвязанных, дока, честно признаем, небольшой. Каждый обязан заниматься причитающимся ему делом: ученый – наукой, а движитель торговых сношений – обслугой этого ученого. Деньги на мануфактурные и изыскательские нужды добывать, сырье по наименьшим ценам закупать, продукцию сбывать с наибольшей выгодой и скоростью, документооборот блюсти, со столоначальниками и прочими важными чинами дружбу водить, от нападков бессовестных конкурентов защищать, одним словом – обеспечивать покой и уют нашего светоча!»
Ох и сладко пел паразит, соловьем заливался. Лестью пронять меня трудно, и без елея могу по достоинству оценить собственные конструкторские возможности, однако соблазнил «движитель» «светоча» обещаниями снять ненавистное бремя ненавистных обязанностей. Одна бухгалтерия сколько крови попила, а уж про утомительные походы по присутственным местам лучше и не вспоминать. Не мое это, потому и сдался практически без боя, доверил всю черновую работу проходимцу с хорошими рекомендациями…
Вся затея строилась вокруг поставки первых рабочих образцов ко двору лорда-наместника. Выше Его Светлости полета в наших краях птицы нет. А кому, как не высшему представителю Королевы в удаленном графстве, покровительствовать родным ученым и всячески благоволить товарам, производимым по последнему слову отечественной техники?
Расчет оказался верным. Губернатор с большой помпой принял богатое подношение из трех механических слуг – сторожа, садовника и камердинера. С первых полос газет – не только местных, но и столичных – неделю не сходили красочные заголовки, на все лады расхваливающие «гения новой инженерии». В первый месяц из дворца приходили самые лестные отзывы об автоматах, они, мол, ничем не уступают кайзерским машинам, уже служащим при дворе, а по некоторым характеристикам даже превосходят оные. Однако, посчитав свою задачу выполненной, госпожа Удача, столь непостоянная в своих пристрастиях, покинула изобретателя.
Первым из строя вышел камердинер, за ним почти сразу последовал сторож. Обслуживание и ремонт автоматов по задумке хитроумного помощника-«движителя» должны были составить отдельную статью доходов предприятия (этот бес даже предлагал нарочно уменьшить ресурс ключевых и дорогостоящих агрегатов, в расчете на дополнительную прибыль от их преждевременной замены), но столь быстротечная поломка могла бросить тень на представленную продукцию! Ведь кайзерские механизмы работали без вмешательства человека до полугода. Успевай подкладывать топливные брикеты в специальную дверку на корпусе – вот и все обслуживание!
«Вскрытие» слуг привело меня в тот момент в неописуемый ужас. Практически все движущиеся детали имели значительную деформацию, либо были изношены сверх всякой разумной меры. Ни о каком восстановительном ремонте говорить не приходилось, автоматы пришли в негодность за унизительно короткий срок.
Причина конфуза обнаружилась довольно быстро – масла и смазки, обслуживавшие испорченные узлы, оказались в совершенно непотребном состоянии и, что хуже всего, содержали в себе недопустимые примеси – металлическую стружку, цементную пыль и еще какой-то неопознанный абразив. Диверсия и саботаж – вот лучшие объяснения произошедшему. Вычислить злоумышленника труда не составило – за механическим подворьем лорда-наместника, состоящим главным образом из инодержавных машин, присматривал выписанный из Кайзерства специалист…
Я глубоко вздохнул, быстрым шагом отошел от окна и с размаху уселся в древнее кресло. Какой смысл беречь его? Пусть погибает вместе со мной, незачем служить новым господарям! Воспоминания дались тяжело. В ту пору, исполненную тревог и мечтаний, все казалось другим. Открывались большие перспективы, все трудности представлялись временными, а проблемы – вполне решаемыми.
– Такой старый и такой наивный!..
Я обругал себя вполголоса, но облегчения ни от ругани, ни от самобичевания не ощутил. Прикрыл воспаленные глаза, пытаясь расслабиться. Напрасно, прошлое тут же вернулось с проклятой неотвратимостью.
Я на всех парах летел к лорду-наместнику, чтобы изобличить подлого кайзерского механика. Спешил изо всех сил, вновь и вновь проговаривал про себя обвинительную речь, лелеял осторожную, но при этом неудержимую надежду на триумфальное возвращение во дворец. Дурак. Ду-рак. Катастрофа уже произошла, и дорога несла меня навстречу полному краху. Последний оставшийся в строю слуга – садовник – в эти секунды перекраивал мои планы на будущее. Своими остро заточенными манипуляторами-секаторами…
Я резко выпрямился в кресле, энергично протер глаза. Не самые удачные воспоминания для релаксации. Для депрессии – само то, тут лучшего занятия и не придумать, чем смаковать кровавые подробности из совершенно не забываемого прошлого. Только вот отдохновения мне в них не найти…
– Хватит киснуть, господин изобретатель! – я снова разговаривал с собой. Уединение и сильный душевный трепет располагают к подобным экзерсисам. – Может, займетесь каким-никаким, но делом?
Без труда поняв собственный намек, я приступил-таки к делу. Все лучше, чем страдать жалостью к собственной персоне. На белый свет был немедленно извлечен увесистый и весьма потрепанный саквояж – что делать, имею привязанность к старым вещам, верно служащим мне долгие годы. Его тяжесть откровенно радовала и даже внушала парадоксальный оптимизм. Еще бы, содержание саквояжа могло осчастливить кого угодно – ассигнации, золотые монеты, искусно ограненные драгоценные камни и баснословно дорогие украшения. Целое состояние. Все, что мне удалось собрать за последний месяц, выжать из себя, из своих знакомств и связей. По максимуму… Больше никто не даст даже медного грошика, резервы исчерпаны до самого глубочайшего дна. Край. Предел. Лимит.
Пересчитать собранное в очередной раз? Почему нет, это отвлекает. У золота и бумажных купюр есть своя магия, способная завлечь и унести в мир сладких грез, небесно красивые, блестящие в свете газовых рожков украшения напомнят о роскошных женщинах, когда-то плененных их мертвенным очарованием, грани прозрачных камней, словно омут, затянут в свое нутро и одарят внеземным покоем, так похожим на смерть…
Не по-мо-га-ет. Именно так, четко, с расстановкой. Не-по-мо-га-ет! Страх и безнадега овладели сознанием, и больше ничему нет туда дороги – ни возвышенной магии, ни падшим женщинам. Обитель моего несчастного мозга окружена со всех сторон, взята в кольцо, осаждена. Блокада. И поганые диверсанты без труда просачиваются внутрь сквозь ветхие затворы и порушившиеся стены. Они отравят источники жизни, подавят слабое сопротивление, умертвят последних защитников, раскроют ворота, и отчаяние хлынет внутрь. Я захлебнусь в нем, сдохну в собственной твердыне, что зовется черепной коробкой. Смерть не снаружи, она уже внутри, скребется во все двери, звонит в колокола, кривит беззубый рот в уродливой ухмылке.
ebooksa