— Тебя убьют, — сказала она обречённо.
И он ответил ей.
Он сказал ей слова, которые ему никто не говорил раньше. Слова, которых он не знал раньше сам — или думал, что не знает. Теперь он узнал их и понял, что они истинны.
Он сказал:
— Воина нельзя убить. Воин может только пасть. И это — истина.
Что за внешний вид, господин кадет?
Да нет, я не про сапоги, хотя и ими не мешало бы заняться… Я, как бы сказать попроще, интересуюсь генезисом не соответствующего вашему полу вторичного признака, украшающего, несмотря на свойственную означенному признаку парную природу, левую сторону вашей груди в гордом одиночестве…
Разрешите взглянуть? Та-ак. Граната. Потрудитесь объяснить, господин кадет.
Да-а-а… Тяжёлый и запущенный случай неумения чётко и кратко выражать свои мысли. Но ключевые слова: «воин», «плен» и «никогда» в вашем лепете, кадет, выделить всё же можно.
Понимаю. Наседающие враги и истекающий кровью господин кадет, выдирающий зубами кольцо из прикрученной над сердцем гранаты… Романтично. Красиво. Тогда послушайте, господин кадет, одну историю, лишённую красоты и романтики:
Их дни слились в калейдоскоп — однообразный и страшный. Постоянно что-то новое — но всё по кругу. Сырой зиндан — ночная поездка в скачущем джипе, мешки на лицах — подвал жилого вроде дома — опять поездка — пещера где-то в горах — стрельба неподалёку — снова поездка — опять подвал… Кормили мало, били много. Иногда заставляли работать — вот лопата, копай и не спрашивай, радуйся, что не свою могилу. Среди них был парень — копал плохо, медленно, да и ходил с трудом — ногу ему прострелили, чтобы не бегал слишком быстро. Парень убил расслабившегося конвоира. Лопатой. По горлу. Затем убивали парня. Медленно, с перекурами. Отпиливали голову двуручной пилой. Орал страшно. Пока было чем. Заставляли смотреть: отвернувшихся — били, закрывших глаза — били. А потом…
Потом их спасли. Вытащили. Какой-то олигарх набирал какие-то очки в каких-то своих играх. В Ханкале журналюги — целились камерами, тыкали микрофоны в губы. Они рассказывали — мёртво, без эмоций. Рассказывали всё. Рассказали и про парня. Их глаза были мертвы. Хотя нет… Нет! Было, было что-то живое в глазах у одного из них — когда прилетевшая мать обнимала и рыдала, что никогда и ни за что не пустит больше на войну сыночка-кровиночку. Было что-то в глазах… Через год вернулся контрактником. Тем долгий плен не грозил, тех кончали сразу, на месте.
Вот и вся история, господин кадет… А сейчас извольте проследовать в учебный класс и вернуть на место учебную гранату.
Воины в плен попадают. Иногда. Редко.
Воины не сдаются.
Он шёл через стадион завода «Луч». Шёл к охотничьему домику. К «Хантер-хаузу»… Но про охотников и про их домик Ваня в этот момент не думал.
Он думал про Адель.
Никаких следов воскресных эльфийских игрищ, конечно, не осталось — но у Вани была хорошая зрительная память. И в ней, в этой памяти, вновь толпились неуклюжие лучники-эльфы, и их королева посылала стрелу за стрелой в истыканного гоблина…
А потом Адель поднимала лук…
И стрелы вонзались одна в другую…
ebooksa