Полгода назад.
Она была красавицей.
Не той красотой — что в глазах смотрящего, в которую надо долго вглядываться, дабы увидеть и понять — никого красивее для тебя на свете нет. Её красота била наповал — достаточно держать глаза открытыми.
Она могла выбирать из многих — и, выбрав, могла без особого труда заполучить любого. Почти любого… И, как часто в таких случаях бывает, выбор её оказался странен.
Даже страшен.
Чёрные волосы разметались широкой волной — и на белых подушках казались ещё чернее. Он — стоял у окна. Молча. Неподвижно. Смотрел на бесконечный хоровод снежинок. Смотрел очень долго — казалось, он забыл обо всём. Или просто спал.
Но это лишь казалось. Она позвала — и он оказался рядом. Быстро. Почти мгновенно. Когда его звали — он бывал очень быстр. И — очень нетороплив, и ласков хотя странными порой казались его ласки. Страшноватыми. Но девушке с редким именем Наоми — нравились.
Губы ласкали, губы, руки — прекрасную грудь. След недавней любовной игры — круглый отпечаток перешедшего в укус поцелуя на её шее — почти не виден под слоем тонального крема — никто и не увидит, никто не удивится двум крохотным, но глубоким ранкам-проколам среди отпечатков зубов.
Она отдаётся ему, закрыв глаза. Его серо-стальные глаза открыты.
Но спят.
Света на лестничной площадке не было.
Они столкнулись у Ваниной двери — два тёмных силуэта. Выскользнувшая из лифта Наташа и легко отшагавший шесть этажей вверх Ваня. Она отшатнулась было, но тут же узнала знакомую плечистую фигуру — и выдохнула с облегчением. Она шла из Публички медленно, неуверенно и… сразу всё стало легко и просто, не надо думать и гадать, как встретит её Славик. Бедный Славик… Бедный — пока он Славик…
…Кол был утоплен тупым концом в диван — и торчал остриём под углом примерно сорок пять градусов. Полухин лежал на полу, рядом. Неподвижный. Голый по пояс. Наташка вскрикнула.
Ваня нагнулся, взял за руку. Пульс есть. Не ахти, но есть… Перевернул — поперёк левой стороны груди протянулась царапина… Глубокая, рваная, заполненная спёкшейся кровью — скорее даже рана. Глаза закрыты — обморок? На паркете небольшое кровавое пятно — натекло. Понятно… Ладно, не смертельно, жить будет…
Наташка, не дожидаясь распоряжения, уже подходила с аптечкой. Ваня внимательно посмотрел на острие кола — торчащее как раз на уровне сердца.
— Знаешь, он хотел стать мужчиной… — Слова падали медленно, как камни на дно реки. — По-всякому хотел… А сейчас, по-моему, — стал.
Немая сцена. Звуков нет, звуки ушли в самоволку.
«Хантер-хауз». Прохор один. Мрачен, лоб хмурится. Всё просчитано, до крохотных мелочей, — но Прохору тревожно. Он хорошо знает Ваню.
Крыльцо. Вечерний сумрак. Крупно: ноздри Прохора втягивают воздух. Раздуваются.
Уходит решительным шагом. Впереди мигающие отблески огней, музыка (но она не слышна).
ebooksa