Царь Живых

22
18
20
22
24
26
28
30

Тут сорвался один из мазилок — впервые кто-то, кроме Вани и Прохора, подал голос в этой сцене:

— Да! Да!! Да!!! И тебя сейчас, у-у-у-ё-ё-ё… — Вскочивший мазилка дёргал ручку затвора, забыв, что патрон уже дослан — дёргал чересчур резко, нервно — патрон перекосило, заклинив, — мазилка рвал на всю силу, сминая крохотную латунную гильзу…

Как ни странно, не сжатое в руке оружие, а именно эта истерика подчинённого успокоила Прохора.

Почти успокоила.

Всё было бесполезно.

Макса они убили, это понятно, — ошибка исключена, Ванин дар мог помочь сделать блестящую карьеру следователя или дознавателя по уголовным делам.

Убили — и все замазаны в этом деле по уши. Не только Прохор, как на то подспудно надеялся Ваня. Мёртвые глаза, мёртвые лица — спасать тут некого. И вытаскивать отсюда некого…

Надо уйти, пока действительно не изрешетили и не пихнули в ванну с кислотой. Уйти и — не держатся же они стаей круглые сутки — взяться за кого-нибудь из мазилок в индивидуальном порядке. Хотя бы вот за этого, за Толика, дёргавшего затвор и получившего плюху от Прохора.

Насчёт тела нервный мазилка соврал — тело Макса они пока не утилизировали. Значит — где-то припрятали… С помощью дара вывернуть Толика наизнанку — полчаса работы. А остальное пусть уж Мельничук доделывает, с телом убитого Макса и с чистосердечным признанием Толика на руках, — а у меня, извините, товарищ майор, дела. Своя маленькая война…

Возможность того, что Прохор и компания, попав на нары, рано или поздно поведают о сгоревшей Ваниной коллекции ушей, — эту возможность Ваня не рассматривал. Не упустил из виду — из виду он не упускал ничего и никогда. Но сильно подозревал, что его война начнётся (а может, и кончится) гораздо раньше, чем развяжутся языки у этой компании. Да и тогда, кроме их слов, ничего против него не будет…

Он всё понял и всё решил. Осталось самое простое.

Встать и уйти.

Прохор проигрывал схватку.

Не с Ваней — тот уже покойник, только воображающий себя живым, — схватку неизвестно с кем за души мазилок. Если всё так и пойдёт, если ничего не сделать и ничего не переломить — у него никогда не появится надёжной, готовой на все команды, с которой… (Что можно свершить с такой командой, Прохор и сам до конца не представлял, планы крутились в голове грандиозные, но весьма смутные…) Команды не будет, останется лишь стайка шакалов, готовая трусливо разбежаться в любую минуту, стоит отвернуться…

Говоря откровенно, Прохор был глуп — хоть и научился хорошо убивать, и многому другому научился. Потому что из шакалов воинов не сделать, как ни старайся. Из них даже волков не сделаешь — генетика не та.

Но Прохор по крайней мере успокоился. От души врезал Толику — и успокоился. Говорят, в истерике успокаивает полученная затрещина. Выданная тоже помогает, проверено…

Ладно. Сплотить мазилок схваткой и победой не вышло. Хорошо. Адреналинчику можно и по-другому прибавить. Жестокостью, например. Не простой, не мальчики уже, насмотрелись… Небывалой — для них. Непредставимой — даже для них. Эх, Ванька, Ванька… Не захотел подарить рождающейся команде красивой победы. Ну что же… Звукоизоляция здесь хорошая. Надёжная. Никто и ничего снаружи не услышит.

Прохор встал. Прохор улыбнулся.

Гнусно улыбнулся…

Эту пародию на наручники можно было открыть за три секунды. Хоть и скованными руками, заведёнными за высоченную, расширяющуюся кверху резную спинку стула. Открыть любой согнутой проволочкой — так, надо думать, и рассчитано, — дабы затерявшие ключ в пылу любовной страсти парочки не нарушили невзначай друг другу кровообращение…