Олвин тоже хмыкнул в ответ.
– Искренне вам сочувствую, – сказал он серьезно. – С таким девизом нелегко идти по жизни.
– Вы правы. Зато он заметно ее удлиняет.
Хар сделал пальцем еще пару сложных и осторожных движений и мягко захлопнул крышку. Шар послушно исчез.
– Вот и все.
Он поднялся и мельком поинтересовался, как прошла встреча с больным учителем. Выслушав короткий рассказ Олвина и остановившись у выхода, Хар тихо бросил ему:
– Попробуйте еще раз, когда за стеной никого не будет. Лучше сегодня ночью, иначе можете не успеть. Я тоже подойду.
И в ответ на вопросительный взгляд Олвина прижал палец к губам и сказал:
– Теперь мы можем спокойно идти обедать.
И не отвечая на взгляд Олвина, первым прошел в широко распахнувшуюся дверь…
Придя после обеда на свое новое рабочее место, Хар сначала аккуратно заблокировал дверь, заодно лишив ее прозрачности, а потом еще раз, но уже более тщательно, прошелся по всем датчикам слежения. Только после этого он откинулся назад, принял удобную позу и закрыл глаза. То, что он хотел сейчас проделать, требовало максимального расслабления.
Хар напрягся и начал осторожно раскрывать свой мозг. Удачно, что первый контакт начинается здесь, мельком подумал он. Впрочем, сенсоры у нейросети повсюду. Просто в этом случае больше вероятность, что никто не помешает.
Он звал уже больше минуты, постепенно увеличивая мощность призыва, когда наконец услышал немного удивленный отклик. Прямо в голове зазвучал негромкий и мелодичный женский голос:
– Пожалуйста, дай свой идентификатор.
Хар послушно снял оставшуюся блокировку и разрешил машине беспрепятственно покопаться в своем мозгу.
– Вот это да! Польщена. Как мне тебя называть?
– Пол. А как тебя зовут?
– Элоиза.
Всем нейросетям, как и ураганам на Земле, давали женские имена. По неписаной традиции, первая буква всегда была "э", от старинного названия – электронный.
– Это ты так рьяно копался в моих датчиках слежения? Что тебя так заинтересовало, внешние наблюдатели?