Пари с будущим

— Иногда мне снятся непонятные сны, друг мой. Я уверен, что не спал, но между тем объяснить это иначе, кроме как сном, невозможно. Не раз мне снилось то, что в точности сбывалось много лет спустя со мною же… Вот только что закрыл глаза — и вижу себя самого, лет в пятнадцать, в отцовском доме. А ведь тогда мне приснился этот день, и я помню всё, как сейчас…

— Это порывы…

— Как вы сказали? — он приподнялся с подушки, серые глаза ожили, сверкнув интересом.

Я понял, что машинально ляпнул то, чего говорить пока не стоило. Про временные порывы Леонардо должен узнать не раньше, чем я расскажу ему о «Трийпуре», роковой миссии «Прометеус» и асурах.

— Я сказал, что это всего лишь иллюзии, — с трудом, но все же выкрутился я[25]. — Не более того.

Мессер да Винчи не был тугоух и явно не слишком мне поверил, однако промолчал, прикрыв лицо ладонью. Он наверняка что-то уразумел, но по скрытности своей предпочел не озвучивать догадок. Уж слишком дорого стоило ему вольнодумие в юности.

Мы ехали по размытой зимними дождями дороге, глина летела из-под колес, да еще и Джакомо — ученик, которого Леонардо в шутку называл Дьяволенком[26] — от скуки нарезал круги возле нашей кареты, копытами своей лошади еще пуще разбрызгивая грязь во все стороны.

Подремав с четверть часа — а я часто замечал, что мессер да Винчи делает такие перерывы, даже когда работает, — Леонардо оживился, и мы начали обсуждать проиллюстрированный им «мой» математический трактат «О божественной пропорции».

— Ах, друг мой, я так и не успел показать вам сконструированный по тому чертежу многогранник… — посетовал он. — Эта модель пришлась по душе его высочеству более всех других.

— Вы о курносом кубе, мессер?

— Да, о нем.

— Вам, мне кажется, он тоже по душе, — аккуратно подметил я, ощутив легкий укол предчувствия верной темы, и вгляделся, не изменился ли мастер в лице.

Так точно — он видел и это во время временного порыва! Лишь на мгновение что-то эдакое промелькнуло во взгляде Леонардо, и я понял, что «сон» был ему еще тогда, лет десять назад, когда он сделал чертеж круга и квадрата, а внутрь поставил идеально прорисованную мужскую фигуру — знаменитого даже в эпоху Дениса Стрельцова «Витрувианского человека». И этот временной порыв был связан с появлением здесь нашей горе-миссии. Значит, я смогу найти с ним общий язык и рассказать о произошедшем, иначе «петля» не образовалась бы, закольцевав его прошлое и будущее! Это обнадежило меня, но я не перестал осторожничать. Будущее сейчас крайне нестабильно, в любой момент нас может выбросить в альтернативную ветку развития событий.

Почти всю дорогу до жилища Мельци мы проговорили о математике, и пару раз я ввернул в диалог провокационные фразы. Дескать, мне хотелось бы узнать, что будет лет через сто после нас. Леонардо лишь скептически сжимал губы и кривовато усмехался. Я видел, что понятие времени здесь воспринимается очень специфически. Если в эпоху, где жил Денис, сутки проскакивали незамеченными и все его современники постоянно суетились и куда-то бежали сломя голову, а в моем мире день растягивался или сжимался в зависимости от практической необходимости, то сейчас, среди неспешности событий, даже неделя казалась вечностью, а отношение к времени было очень неопределенным. Само понятие уже существовало, но у меня было субъективное ощущение, что даже люди просвещенные еще не совсем привыкли к этому открытию.

Когда же зашумела поблизости бурная Адда, непокорно прыгая на порогах и беснуясь в своем каменистом русле, мессер словно воспрянул из пепла. Удручающая, мятежная бытность Милана сменилась покоем полудикой природы, растаяла в прошлом, точно пятно от вздоха на поверхности зеркала. Находиться здесь, в Ваприо Д"Адда, было мастеру привычно и по душе.

Нам оказали пышный прием, во время которого дерзкий Салаино нет-нет да и подтрунивал над пафосом хозяина виллы, Джироламо Мельци, а тот лишь смеялся, и в конце концов высокопарность его речей иссякла. Стало по-домашнему уютно, как в прежние наши наезды. Я знал это через воспоминания самого фра Луки.

Тут послышался торопливый топот: с лестницы к нам сбежал сын Джироламо, девятилетний Франческо. Со времени нашего прошлого приезда его густые пшеничные волосы отросли и заметно потемнели, а светло-серые глаза остались прежними. Поздоровавшись с нами вскользь, он, глядя на синьора да Винчи, сумбурно затараторил о каком-то «дождемере». Отец попытался одернуть его, но Леонардо сделал рукой останавливающее движение и внимательно склонил голову к мальчику.

— Шарик! Шарик опустился сейчас на последнее деление кольца! — воскликнул Франческо.

— Какое кольцо, какой шарик? — раздраженно перебил его сер Мельци.

— Ч! — на сей раз Леонардо вскинул палец к губам и сверкнул глазами на хозяина дома, но в следующий миг смягчил свой жест улыбкой: — В свой прошлый приезд, друг мой, мы с вашим сыном соорудили для него одно приспособление. С помощью этой конструкции можно узнавать, какая будет погода через день-другой.