— Эйп! — завопил Драко при виде няни и кинулся обниматься. — Ура-а-а!
— Ты достаточно плохо себя вел? — строго спросила она.
— Ужасно плохо, — весело ответил мальчик. — Мистер Фенелли помогал!
— Гав, — деликатно сказал дог и застучал хвостом по полу.
— Докладывай, — велела Эйприл и скрестила руки на груди.
— Я не хотел вставать, — начал перечислять Драко, — папа будил меня целый час или даже больше, так что завтрак остыл, но тут я проголодался и стал капризничать. И ныл, пока новый завтрак не подали. Потом я захотел играть и разбил две вазы…
— Гав!
— Ну ладно, одну. Вторую мы вместе разбили, когда я на мистере Фенелли верхом катался. Он хвостом зацепил, — пояснил мальчик. — Тогда папа сказал, давай учиться, но я учиться не хотел и удрал. И папа меня искал по всему дому, только на конюшню заглянуть забыл. А мы там в сене лежали.
— Гав, — удовлетворенно подтвердил мистер Фенелли.
— Потом был обед, и я не захотел есть молочный суп, — обстоятельно продолжал Драко, — потому что пенки! Я ненавижу пенки, Эйп!
— Я помню, — серьезно сказала она, — а кому пришла в голову идея о молочном супе?
— Так папе же! — воскликнул он. — Он сказал, это вкусно, я и согласился… Но там были пенки. Вот. А потом папа хотел, чтобы я после обеда поспал, а я хотел играть. Ну и… А тут уже и ты пришла!
— Молодец, — произнесла Эйприл, разворачивая пакет, — Держи, это тебе от наших ребят всякие подарки, а это, мистер Фенелли, ваша сахарная косточка…
— Вуф! — отозвался тот, схватив лакомство.
— А теперь сидите тихо, я пойду проведаю, как там хозяин. Похоже, Драко, ты его чуть не насмерть уходил, — хихикнула девушка.
Драко только кивнул, занявшись всякой всячиной, которую насовали в пакет младшие Логги: красивыми камушками и веточками, самодельными открытками, книжками и пластилиновыми зверюшками… Дог самозабвенно грыз кость.
Эйприл пригладила волосы, постаралась принять невинный вид и спустилась в гостиную. Хозяин обретался в кресле у камина и вид имел самый что ни на есть жалкий.
— Как вы умудряетесь заткнуть это чудовище почти мгновенно? — мрачно спросил он.
— Ах, он уже чудовище, а не любимый сыночек? — ядовито произнесла Эйпри.
— Он любимый сын. Но чудовище. Неужто и я был таким в его возрасте? — задумчиво проронил Люциус. — Он угомонился?