-Этот кощунство! Дальше нужно объявить Богом человека, а потом сказать, что смысл жизни человека - в удовольствиях и разврате, в накопительстве или в славе, ради чего все свинские средства хороши. И мир станет свинарником.
- Свинарником, считающим себя Храмом Разума. Да, это логично. Пока в человеке есть вера в бессмертие и воздаяние - он стоит в Истине, но стоит принять кощунственный постулат о том, что истина - вне Бога, и воздаяния нет, что жизнь заканчивается смертью, как же не искать возможности полакомиться всем земным - до пресыщения? Вот тебе и Траппано. Но Траппано - магнат, а откуда все земные блага взять поденщице или сапожнику? Либо грабить на большой дороге, либо искать встречи с Дьяволом. Вот тебе и Микеле Минорино. Вот тебе и Клаудия, вот тебе и Белетта, вот тебе и Вельо. И этот милый мальчик ещё спрашивал меня, откуда берётся так много ведьм? Всё оттуда же, Марио, всё оттуда же... Но Перетто... Перетто не кощунник. В нём просто ослабела вера. Он не устоял в истине, ибо истина иссякла в нём самом, а Господь не послал ему вразумления. Пока на голову глупца не обрушится крыша дома, подожжённая его же идеями - он не умнеет...
Элиа был серьёзен и сумрачен.
- Он заслужил костёр.
Вианданте расхохотался.
- Он мой учитель. Я любил его. Он заблудился. Пусть я пристрастен, но я бы его помиловал.
- А Бриджитту бы сжёг?
Инквизитор снова рассмеялся и кивнул. "Ага".
- Та осквернила твоё тело, а этот мерзит и поганит сотни душ.
Джеронимо уже не смеялся. Впервые он не мог ничего возразить Элиа и, опустив глаза, молчал, мерно почесывая за ухом свернувшегося у него на коленях клубком Схоластика. Тот поднял голову и оглядел хозяина умными зелёными глазами.
После обеда инквизитор некоторое время лежал в прострации, глядя в потолок. Элиа молча сел рядом. "Ты всё ещё думаешь о ней?" "О Вельо? Нет, просто не по себе, что-то гнетёт. Не пойму, что со мной".
- Мы засиделись вчера. Ты не выспался.
Вианданте покачал головой. На самом деле его больно задело понимание правоты Элиа в суждении о его учителе, оставившее в душе кровавую царапину. Перед его глазами всплывали лекции в Болонье, прогулки с Перетто, разговоры... Милый и кроткий, душевный и понимающий, Мантуанец умел мыслить высоко и чисто. Но Джеронимо порой в последние годы земного пути своего педагога замечал в нём странную апатию - усталость души. Может, эта апатия - неизбежное следствие возраста и упадка сил? Но почему до последнего стоял в истине Аквинат? "Будь верен до смерти..." "Господи, свет мой, да не угаснешь Ты до последнего часа в душе моей..."
Вианданте никогда не стал бы искать греха в Учителе, если бы не все шире распространявшееся учение Помпонацци, оказавшееся весьма еретическим - и ... пошлым. Те мнения Пьетро, что стали известны после его смерти и ходившие с списках, Джеронимо воспринял - сначала с недоверием, потом - со смешанным чувством скорби, жалости и обиды. Вианданте показалось, что его предали. Этот человек говорил одно - и ночами, зная, что об этом узнают только после его смерти, писал строки Искуса и Кощунства. Сатанинский шепот змия о том, что Бог и Его слово ложны, что настоящая жизнь и знание - вне Бога, слишком отчетливо был слышен в его посмертном учении... Человек всегда находится перед выбором: в чём обрести смысл жизни своего бытия - в Боге и в жизни по Его благословению, или вне Бога, противно Его заповедям. Именно в этом состояло искушение Адама и Евы, и оно навсегда осталось вечным искушением человека... Как мог Мантуанец утверждать, что в Боге человек теряет свою истинную человечность и его святой долг - отрицание такого Бога ради утверждения собственного достоинства? Перетто! Неужели и ты примкнул к падшим?
Некоторые выбирают дьявольскую свободу от Бога, но она ведь никогда не приносит ожидаемого счастья и свободы, но лишь предает человека тирании собственных пороков. Ложная идея о Боге и есть суть сатанинского обмана. Человеческое падение приводит к падению идеи Бога, в искаженном человеческом сознании Бог не может больше оставаться подлинным Отцом... все искажается... И вот уже все чаще можно услышать, что "Бог, оказавшийся настолько вероломным и коварным, чтобы создать первого человека и затем подвергнуть его искушению и греху, не может считаться существом совершенным и должен быть назван чудовищем безрассудства, несправедливости, коварства и жестокости..." Один содомит в Болонье так прямо и брякнул, что возмездие в жизни загробной - не что иное, как призрак, выдуманный для помрачения человеческого разума, для того, чтобы навсегда лишить людей спокойствия и превратить в послушных рабов невежественного и жадного духовенства... Логично. Зачем содомиту возмездие в жизни загробной? Он его боится и не хочет. А чтобы оправдать себя - нужно обвинить меня. Но в чём? Не в содомии же... Значит - в невежестве, жадности и распутстве. Но это же логика содомита... Перетто, неужели и ты соблазнился?
Красиво мысливший философ, бесконечно человечный, конечно, не отдавал себе отчет в том, что кровавый преступник, вроде Цезаря Борджа, тоже чувствовал за собою право быть собой, тоже находил наслаждение в своей свободе и тоже был эстетом, мнения коего отличались от академических суждений Помпонацци только направленностью, но формально вполне им соответствовали. Борджа тоже был человеком, мечтавшим быть освобожденным от Бога и гнета Истины, и признававшего только свои внутренние нужды и потребности...
Эх, Перетто....
Но потом сердце Вианданте смягчилось. Он не мог осудить Помпонацци. Просто не мог. Он любил, и любя, прощал. "Все приверженцы смертности души были мужи нечестивейшие и преступнейшие - как жалкий Эпикур, нечестивый Аристипп, безумный Лукреций, Диагор, прозванный безбожником, впавший в скотство эпикуреец Сарданапал и все, чья совесть отягощена позорными преступлениями. И, напротив того, мужи святые и праведные, с незапятнанной совестью, твердо провозглашали бессмертие души..." Ведь схоласт-Перетто и это проронил. Он знал и это.
И еще... трактат Помпонацци был... душным и тяжелым. Империали задохнулся в нём, и понял тогда, как мучительно должен был страдать Пьетро, обретаясь в мире своих гибельных, противоречивых и зловонно пошлых мыслей. Благородство души заставляло его цеплятся за внутреннее богоподобие человека, высота помыслов предписывала выбор добродетели, но дьявол нашептывал ему мерзости и был услышан... Утратив веру в Бога, не каждый человек пойдет убивать, ибо утратит не божественный образ, а лишь стремление к Богоподобию. Потеряв веру в бессмертие своей души, не каждый накинет петлю на шею, но будет искать смысл своего бытия в ничтожных благах этого мира и томиться непонятной ему самому духовной жаждой. Но... но ведь Перетто понимал, что утрата веры в Бога и веры в бессмертие своей души - вовсе не обретения!! Это потери, самые страшные духовные потери человека! Зачем искушал? Зачем публиковал свои искусительные для подлецов и убийственные для простецов мысли? Зачем?
Почему Помпонацци, не сумев доказать ни смертности, ни бессмертия человеческой души, сделал добровольный выбор в пользу её распада? Кто неволил тебя, Перетто? Вести себя нравственно из любви к добродетели? К добродетели, отрицающей Бога, не знающей Его? Что было с твоей головой, Перетто? Что было с твоей душой?