Нантская история

— Безрукий олух! — рявкнул Бальдульф на несчастного сервуса, — Смотри, что ты наделал! Бога ради, отец Гидеон, не гневайтесь, у него болтушка вместо мозгов, ничего не соображает…

— Пустое, пустое… — отец Гидеон с видимым облегчением поднял невредимую бутыль, — Ничего непоправимого не произошло. Хотя я на какой-то миг и испугался.

— Теперь я вижу, что вы и в самом деле хорошо воспитаны, — заметила я, — Редкие люди нынче являются в гости не только с деньгами, но еще и с собственным вином. Как благородно было спасти из вашего кабинета эту интересную склянку. Ведь ее, несомненно, могли обнаружить адепты Темных культов. Если бы этим ублюдкам досталось не самое дурное, надо полагать, винцо, мое сердце было бы разбито навсегда.

— Держите бутылку подальше от этой особы, — предупредил Бальдульф, грозя мне пальцем, — Вино — это ее слабость. Она способна вылакать как шестеро портовых грузчиков, а уж ее характер, и так не ангельский, после этого делается и вовсе невыносимым.

— Вино помогает мне думать, — возразила я, — И, черт возьми, это единственная радость в моей несколько однообразной жизни. Что это у вас, отец Гидеон? «Лафит»? «Барбареско»? А может, чем черт не шутит, настоящая «Марсала»?

Отец Гидеон машинально сделал движение, словно прикрывал бутыль своим телом, но теперь уже от меня. Чисто инстинктивно, как обычно двигается человек, прикрывая что-то по-настоящему важное и ценное.

— Нет, Альберка, это нечто другое.

— «Херес»? «Аргаман»? Я не очень разбираюсь, какие вина предпочитают монахи. Но, думаю, той разбавленной мочи, что подают в трактире, вы не пьете.

— Это «Бароло», — сказал отец Гидеон, — И это очень особенное вино. Я бы даже сказал, совершенно особенное. Этот виноград был собран на пьемонтских виноградниках сто пятьдесят четыре года назад.

— Ого! — ахнула я, — Это уж точно не презренный «Лафит»! Скорее, налейте мне бокал, а то я умираю от нетерпения. Дьявол, после такого винца наверно даже то, что разливают на графском застолье из платиновых кубков, отдает лошадиной мочой!

— Извините, Альберка, но я не могу этого сделать. Бутылка запечатана, и я не случайно принес ее сюда, наравне с прочими необходимыми вещами. Она ни в коем случае не должна пострадать. Это… да, это особенная вещь. И ее ценность слишком велика.

— Настолько, что вам жалко расстаться с какой-нибудь пинтой? Бросьте, не так уж сильно от нее убудет!

— Увы, это совершенно исключено.

— Носить с собой вино и не пить его… Что это, часть какого-то ритуала?

— Можно сказать и так, — кивнул отец Гидеон, — В любом случае, эту вещь стоит хранить так же тщательно, как и мою жизнь. К тому же она стоит целого состояния.

— Вот уж не сомневаюсь. Пожалуй, я бы согласилась отрубить себе правую руку за стаканчик. «Бароло», подумать только… Мне приходилось о нем лишь читать. Это верно, что когда его готовят, в чан капают несколько капель крови незамужней девушки?

Отец Гидеон покраснел, не очень броско, но явственно.

— Я… кхм… Не разбираюсь в тонкостях процесса. Я лишь его, если можно так выразиться, хранитель. И, пока я жив, это вино будет в безопасности.

— В полной безопасности оно окажется только внутри меня… — проворчала я, — Но как вам угодно, конечно.

— Тогда, если вы не возражаете, я уединюсь в своих новых чертогах — разберу вещи и помолюсь на ночь. Час уже поздний, а день выдался сложный и хлопотный.