— Так вот как вы завоевываете путь к людским сердцам! Признаться, я уже подумываю о причастии. Огорчает только то, что вкусно кормить после него скорее всего перестанут… Черт возьми, а это еще что за запах?
— Кофе, — невинно сказал отец Гидеон — У меня завалялась горсточка. Я не нашел турки, поэтому сварил его в котелке, как по-моему, вышло не так и плохо.
— Кофе?! Настоящий кофе?
— Насколько я могу судить.
— Дьявол! Если подобным искушают неверующих, то чем же искушают вас, крещенных?.. Давайте-ка его сюда!
Клаудо подал мне жестяную кружку, наполненную чем-то обжигающим, из нее настолько пряно пахнуло, что у меня даже голова закружилась. Кофе! Впрочем, могла бы догадаться, что настоятели соборов привыкли питаться не только сушеной треской.
«Это моя награда, — подумала я, осторожно пригубив темную, извергающую пар, жидкость, — За настойчивость и безрассудство. И за то, что, может быть, спасла жизнь отцу Гидеону».
Несмотря на то, что я сразу обожгла язык, кофе был бесподобен. Густой, как лава, сладкий как мед, оставляющий на языке привкус каких-то никогда мною не виденных выжженных солнцем степей. Давно мне не приходилось пить чего-то столь ароматного. Утренняя сонливость постыдно бежала, зато аппетит остался — и отменный.
В течении следующих двадцати минут я была слишком занята чтобы говорить. У моего языка и так было забот невпроворот, я лишь указывала Клаудо интересующие меня куски, и тот спешил протянуть их мне. Отец Гидеон сам не ел, видимо, успел перекусить с Бальдульфом, только с улыбкой наблюдал за тем, как стремительно пустеет стол.
— У вас здоровый желудок, дочь моя, — сказал он, когда я сыто икнула и закатила глаза.
— Расскажите об этом Бальдульфу. Он жалуется, что прокормить меня сложнее, чем сотню солдат. Впрочем, на счет этого он, может, и не грешит против истины… Клаудо, давай попробуем запихнуть в меня вон ту дольку апельсина и проверим, не лопну ли я. Уф… Спасибо за завтрак, отче, и за кофе. Кстати, вы знаете, что отлично идет после сытной утренней трапезы и завершает ее? Стаканчик хорошего крепкого винца — чтобы разогнать кровь и раззадорить мысли. А то, признаться, после такой обжираловки я чувствую себя тупой как старая корова. Как на счет откупорить бутылочку «Бароло», а? По-моему, она как нельзя подойдет к случаю.
— Извините, Альберка, но я не могу этого позволить себе.
— Понимаю, хотите набить цену. О, эта иезуитская хитрость… Хорошо, я целый час не буду сквернословить и, кроме того, два дня не буду издеваться над Бальдульфом.
— Нет.
— Три!
— Простите.
— Пять дней, черт вас возьми!
— Вы не понимаете меня, — он мягко улыбнулся, — Это вино для особого случая. И я отвечаю за него головой.
— Быть может, ваша голова и неплохая цена за него… — проворчала я, — И жалко вам уважить просьбу несчастной больной девушки!
Отец Гидеон быстро убрал со стола пустую посуду. Даже убирал он как священнодействовал — быстро, легко, невесомыми, но значимыми движениями. И очки его блестели сосредоточенно, как у всякого человека, занятого важным и серьезным делом.
ebooksa