Ночь в Кэмп Дэвиде

22
18
20
22
24
26
28
30

— Как я понимаю, это будет некая новая форма империализма?

— Да, если хотите, именно так — просвещённый империализм! А в действительности — союз, который поможет выжить обеим странам. Но Канада — лишь часть этого плана, Джим! Канада — это скрытые энергетические ресурсы. Но для идеального союза нам необходима также Скандинавия!

— Как вы сказали? — При последних словах президента Маквейг испытал странное ощущение, которое часто появлялось у него во время заседаний его сенатской подкомиссии, когда выступавшие свидетели впадали в непонятный жаргон атомного века.

— Скандинавия, Джим! — Голос президента дрожал, он упёрся ладонями в бока. — А точнее — Швеция, Дания, Норвегия и Финляндия. Только они могут дать нам дисциплину и твёрдость характера, в которых мы так отчаянно нуждаемся. Я хорошо знаю эти нации, Джим. Сам я родом из Германии, но предки мои был и шведами, которые впоследствии эмигрировали в Германию… Ведь ваша жена тоже родом из Швеции?

Маквейг кивнул, словно в гипнотическом сне.

— В таком случае вам должно быть понятно, что я хочу сказать. Канада привнесёт в наш союз мощь, Скандинавия — непоколебимую твёрдость характера. Мой великий план даст нам возможность выжить. Это будет союз практиков, то есть Штатов, — с мощью и непоколебимым характером!

Стремительность речи Холленбаха можно было сравнить разве что со скоростью сошедшего с рельсов поезда — не оставалось никаких зазоров, куда Маквейг мог бы всунуться с вопросом. Впрочем, вопросы задавал президент и сам же отвечал на них. Вы спросите, почему не Англия, Джим? Всё, что смогла дать Англия, а в своё время это было немало, Америка уже поглотила. Англия сникла, она занимается теперь самоанализом да предаётся воспоминаниям о своей былой славе. Франция? Франция чересчур легкомысленна и самолюбива, она готова вцепиться в горло из-за любого решения, если оно не исходит от Парижа. Италия обладает культурой, но уж никак не стабильностью и не мощью. Германия, гордая своим индустриальным ростом, опять надменно стремится к мировому господству! Только при слиянии таких держав, как Соединённые Штаты, Канада и Скандинавия, в единый союз, руководимый единым парламентом и возглавляемый одним президентом, мог бы сохраниться мир на века. Президентом такого союза должен стать человек, который живёт великими идеями. Таков этот великий план. Именно ему посвятит Холленбах весь второй срок своего правления, а если понадобится — и всю свою жизнь! Это единственно осмысленный оплот против проникновения коммунизма в Африку, Азию и Латинскую Америку! Во главе такого союза Америка сможет устоять и увидеть новый расцвет. Одна, прикрытая лишь бумажными щитами НАТО и СЕАТО, она не выживет.

Когда Холленбах окончил свою речь, был уже двенадцатый час. Лицо его пылало огнём, кулаки были сжаты, на лбу проступил пот. Хотя сенатор молчал и только слушал, он чувствовал себя обессиленным. Речь президента настолько ошарашила его, что в голове было пусто, в ушах шумело. Он мучительно пытался подыскать какие-то слова.

— Не очень-то легко вобрать в себя столько сразу, за один вечер, мистер президент.

— Конечно, нелегко. — Президент сказал это мягко, понимающе, по-видимому накал чувств стал постепенно спадать.

— Но я всё-таки не вижу, почему вы исключаете из этого союза Англию, Францию и Германию, — сказал Маквейг. Непонятно ему было не только это, но он казался себе муравьём, который стоит перед огромным тортом и не знает, с какого края ему откусить. Поэтому он откусил наугад.

— Европу я исключаю только в самом начале, — сказал президент. Он опять одушевился. — Европа в настоящий момент ничего не может нам дать. Но как только мы создадим нашу ось Аспен — Канада — скандинавские страны, я предсказываю, что все страны Европы будут стучаться у наших дверей, умоляя впустить их. Если же нет — к тому времени мы будем располагать достаточной силой, чтобы заставить их примкнуть к новому союзу.

— Заставить? — Маквейг выговорил это слово так тихо, что сам едва расслышал собственный голос.

— Да, заставить! — В голосе Холленбаха прозвучал металл, он выразительно ударил кулаком в ладонь.

— Вы говорите о военной силе, мистер президент?

— Только в случае необходимости. Впрочем, я сомневаюсь, что такая необходимость может когда-нибудь возникнуть. Имеются другие формы давления — торговые обязательства, ограничения, финансовые меры, наконец, экономические санкции. Но вы не бойтесь, Джим. Англию, Францию и Германию, а также страны Южной Европы мы заставим ходить на цыпочках. Союз Аспен будет обладать достаточной силой, чтобы оказывать давление. На многие века мы станем маяком всего мира!

— А вы уже обдумали, какого типа человек мог бы возглавить такой союз, будь то премьер-министр или президент?

— Обдумал, Джим. — Холленбах запрокинул лицо, глаза его, казалось, видели невидимый другим свет. — Этот человек должен быть, конечно, выше национальных ограничений, беззаветно преданный делу, может быть идеалист, но непременно политик-практик. Скандинавы дали много людей такого типа, некоторые из них преданно служили Объединённым Нациям. Я не могу быть ни в чём уверен, Джим, но если этот союз возникнет во время моего второго срока, я, конечно, сделаю всё возможное, чтобы помочь его формированию. И если бы меня призвали возглавить этот союз, я не уклонился бы от ответственности!

— Понимаю. — Маквейг посмотрел на президента и увидел на его лице такое экстатическое выражение, словно Холленбаху виделось нечто недоступное взору Маквейга. — Только повторяю, мистер президент, то, что вы мне сейчас сказали, трудновато переварить за один присест.

— Вы правы, вам надо хорошенько отдохнуть и всё обдумать. Вы первый, кому я доверил свой план, и сделал я это потому, что хочу, чтобы мы с вами были настоящими партнёрами в правительстве. Вполне естественно, постичь этот Великий план за один приём немыслимо. Но я уверен, что вы придёте к тому же заключению, что и я. Вместе с вами, Джим, мы спасём нашу страну и изменим ход истории для грядущих столетий!