Авадон

— Тогда фотографируй.

Гастон поерзал на скамейке, извлекая из-за пазухи «лейку», развернул засаленную кепку козырьком назад и защелкал затвором. Делать это можно было без опаски: Лимек и Гастон сидели под голыми кронами столетних дубов на южной стороне бульвара Фокалор, в пятидесяти метрах от моста короля Матиаса. От похоронной процессии на Набережной их отделяла живая изгородь колючих кустов. К тому же, никто из присутствующих не смотрел в их сторону.

— Сказал бы заранее, — проворчал Гастон, перематывая пленку, — я бы взял длиннофокусный объектив...

Тем временем Альбина Петерсен извлекла из катафалка урну с прахом отца. Священник в черной сутане и багровой епитрахили начал читать литанию. Все подавлено молчали, нахохлившись, как грачи. С серого неба продолжало сыпать то ли мокрым снегом, то ли очень холодным дождем. Черные купола зонтов покрылись белой крапинкой. Со стороны Бездны налетали порывы ледяного ветра, вырывая зонты и надувая профессорские мантии.

— Мне не нужны художественные портреты, — сказал Лимек, пытаясь разобрать к какой конфессии принадлежит священник, согласившийся отпевать вероятного самоубийцу. На груди священника были ключ и песочные часы. — Мне надо знать, кто эти люди и что их связывает с Петерсеном. Такую информацию ты мне можешь достать в архиве твоей газетенки?

— По двадцать талеров за каждого.

— Идет.

Литания быстро закончилось. Когда священник сказал «Аминь» и закрыл требник, дочь покойного взяла урну и направилась к дальнему концу моста короля Матиаса. Шла она в одиночестве, ее не сопровождал даже водитель катафалка, державший зонтик.

Она шла, выпрямив спину и гордо вскинув голову, хотя ветер швырял в лицо стылую морось. Остановившись на самом краю, Альбина Петерсен деловито, без лишних драматических жестов, открыла урну и опрокинула ее к верху дном, отправив прах отца в Бездну.

Это послужило сигналом к окончанию церемонии. Собравшиеся начали суетливо прощаться, захлопали дверцами машин и разъехались в разные стороны, оставив на Набережной лишь мокрый катафалк, водителя с зонтом и светловолосую фигурку на краю моста.

Гастон цокнул языком:

— Красивая баба.

— Пойду поговорю с ней.

— Утешишь убитую горем вдову? — скабрезно ухмыльнулся журналист.

— Кретин. Это его дочь.

— Тем более... — хохотнул Гастон, пряча «лейку».

— Когда ты достанешь мне информацию?

— Ну... Часа через четыре.

— Тогда увидимся в семь, в «Голодной скрипке», — сказал Лимек и направился к мосту короля Матиаса.

8