Авадон

В книжных шкафах инженер Петерсен держал полные собрания сочинений античных авторов — от Аристотеля до Еврипида. Вытащив пару томиков, Лимек обнаружил плоскую бутылку с дешевым коньяком. Остальные книги так прочно склеились между собой кожаными переплетами, что было ясно — их не доставали из шкафа с того самого дня, как туда поставили. В некоторых даже страницы не были разрезаны.

Кульманом, судя по слою пыли, не пользовались месяца два, а то и три.

Оставался стол. Четыре ящика: в нижнем — пусто, во втором снизу — тоже пусто, только валяется оторванная пуговица, в третьем — точилка для карандашей и щепотка опилок. В верхнем ящике был замок, и Лимек полез за отмычками, но ящик оказался не заперт. В нем лежала расчетная книжка за электричество. В прошлом месяце П.Петерсен использовал четыреста тридцать два киловатт-часа. К оплате — двести семьдесят шесть талеров, включая аванс.

Ого, мысленно присвистнул Лимек. Чертежи, говорите? Похоже, дело зашло дальше чертежей. Как там? «Тестирование аппарата Петерсена поручено мастеру-наладчику Мёллеру». Но инженер не удержался и решил проверить аппарат дома... По-хорошему, следовало бы прошерстить весь особняк, от подвала до чердака — только Лимек не знал, что именно искать. И потом, это уже наверняка сделали трискели, например, во время сегодняшних похорон. Трискели — известные мастера по части негласных обысков... Интересно, кто такой упомянутый Альбиной фельд-полковник Шварц?

В задумчивости сыщик подошел к окну и отдернул штору. Зря: окна кабинета инженера Петерсена выходили прямо на Бездну.

Из-за того, что особняк стоял на одном из холмов Бельфегора, а кабинет располагался на втором этаже дома, ничто не заслоняло горизонт, где пасмурное зимнее небо сливалось с лиловым заревом вечного заката. Вздрогнув, Лимек быстро задернул штору.

Бр-р, ну и семейка. Дочка любит прогуливаться по Набережной, а папенька в часы раздумий созерцает эманации Бездны прямо из окна кабинета. Точнее, созерцал — пока не наложил на себя руки. Дочка тоже пыталась, но безуспешно...

Повинуясь старой привычке доводить дело до конца, Лимек прикоснулся ладонью в керамическому боку печки (холодная), присел на корточки и открыл заслонку. Внутри лежала горка свежего бумажного пепла. Перед тем, как свести счеты с жизнью, Персиваль Петерсен сжег все бумаги из письменного стола.

Интересно, обрадует этот факт Ксавье и Валлендорфа или наоборот, огорчит? Впрочем, спешить с докладом не следует. Остался еще мастер Мёллер.

Лимек вышел из кабинета в узкий и темный коридорчик, пол которого устилал очень толстый, скрадывающий все звуки ковер. Справа была лестница, а прямо — дверь комнаты Альбины. Уйти, не попрощавшись, было бы невежливо.

— Госпожа Петерсен? — Лимек постучал в дверь. — Я закончил, госпожа Петерсен...

— Заходите, не заперто, — отозвалась она.

Лимек толкнул дверь, машинально отметив (и удившись), что замок — врезной, двухсувальдный, с защелкой и фиксатором, и очутился в комнате с розовыми обоями, больше всего напоминавшей рабочее помещение средней руки борделя где-нибудь в Ашмедае. В свое время Лимеку часто доводилось бывать в заведениях этого веселого района — сперва по работе, а потом он почти месяц — это был январь сорок седьмого года — практически жил в такой вот комнатке, сменяя девиц и стараясь не трезветь. Потом деньги кончились...

В центре спальни Альбины стояла громадная, невообразимо вульгарная кровать с балдахином, украшенная позолоченными купидончиками и застеленная атласными простынями алого и черного цветов. Сие ложе было не убрано и завалено ворохом платьев. Нижнее белье было разбросано и по постели, и по полу: панталоны, бюстгальтеры, корсеты, комбинации, пеньюары, чулки и прочие ажурные и полупрозрачные предметы валялись прямо под ногами. Всё — дорогое, но совершенно безвкусное. Видимо, хозяйка долго колебалась, что надеть на похороны отца...

Сама Альбина, сменившая коктейльное платье на газовый, ничего не скрывающий пеньюар, сидела в углу комнаты перед трельяжем, таким же пошлым, как и кровать. Услышав, что Лимек вошел, Альбина развернулась на стульчике и, скрестив обтянутые черными чулками ноги, переплела руки на коленке, подчеркнув ложбинку между грудей.

— Ну? — спросила она низким, чуть дрожащим голосом. — Нашли что-нибудь интересное?

Зрачки у нее были — две крохотные точки, радужки маслянисто блестели. Альбина хищно втягивала воздух. Похоже, пока Лимек обыскивал кабинет Петерсена, она перешла от сигареток к тяжелой артиллерии.

— Увы, сударыня. Ничего, что помогло бы мне в работе.

— Не желаете продолжить поиски здесь? — спросила Альбина, откинувшись назад и бесстыже расставив ноги. На ее черных трусиках спереди было вышито ярко-розовое сердечко. Альбина вызывающе провела по нему рукой; взгляд Лимека скользнул чуть ниже — туда, где на белоснежной полоске кожи между трусиками и чулком горело треугольное клеймо салона «Шеба».

— Нет, — сказал Лимек твердо. — Я закончил.