— Зачем мы здесь? — поинтересовался я.
— Увидишь, — отрезал Катавина. Он нажал кнопку вызова. Когда спустился лифт, я засомневался, стоит ли входить в него. Состояние дома не внушало мне уверенности, что тросы выдержат наш вес. Когда лифт спросил, какой нам нужен этаж, Катавина ответил: — Восьмой.
Мы ехали молча, не глядя друг на друга; слышалось только поскрипывание тросов.
На восьмом этаже мы вышли, и Катавина повел меня по темному коридору к комнате с номером 814. Он вынул из кармана ключ и открыл дверь.
— Что это? — спросил я, входя за ним в довольно грязное помещение.
— Полицейская комната отдыха, — сказал Катавина.
В квартире была большая гостиная, маленькая кухня и ванная комната. Мебели немного: дешевый журнальный столик, шесть стульев и кожаная кушетка в гостиной, небольшой голографический телевизор и четыре складные койки. На двух из них спали двое полицейских в форме. Я знал их в лицо, но не помнил фамилий. Катавина тяжело упал на кушетку и уставился на меня.
— Выпить хочешь? — спросил он.
— Нет, — ответил я.
— Тогда принеси мне виски — на кухне, там найдешь и лед.
Я отправился на кухню и обнаружил целую коллекцию бутылок. Бросив в стакан несколько кубиков льда, я налил на два пальца японской водки и поспешил в гостиную, где вручил стакан Катавине.
— Итак, чем мы займемся? — спросил я, вспомнив полицейский девиз «защита и служба».
— Ты займешься службой, — сказал он, хмыкнув, — а я защитой.
— Защитой чего? — спросил я. Катавина презрительно усмехнулся:
— Собственной задницы. Я не хочу, чтобы меня пристрелили. Пока я тут, меня не достанут.
Я взглянул на двух спящих колов.
— И как долго ты тут пробудешь?
— До конца смены, — сказал он.
— Не возражаешь, если я возьму машину и поработаю?
Сержант взглянул на меня поверх стакана: