Марид Одран

22
18
20
22
24
26
28
30

— Потом, — сказала она и повторила:

— Мне надо что-то тебе показать.

Я отпустил ее; Ясмин помедлила, растирая руку. Потом, схватив сумку, ногой распахнула дверь. Я взглянул на Роки, красноречиво подняв брови; Джо-Мама довольно улыбалась. Еще бы, из этого эпизода (после соответствующей обработки) получится замечательная сплетня — лучшая в ее богатом репертуаре. Наконец-то Джо-Мама займет первое место во всем квартале!

Я вышел вслед за Ясмин. Она повернулась ко мне, но не успела ничего сказать — я крепко схватил ее правой рукой за горло и, приподняв, прижал к древней кирпичной стене. Девочке больно? Что ж, тем лучше!

— Ты никогда больше так не сделаешь, — произнес я обманчиво спокойным голосом. — Ясно? — Испытывая извращенное, садистское удовольствие. я сильно ударил ее головой о стену.

— Я тебе еще вставлю, сука поганая!

— Давай, урод, если воображаешь, что ты все еще мужчина, — ответил я. И тут Ясмин зарыдала. У меня сразу упало сердце. Я осознал, что только что совершил самый позорный поступок в своей жизни, и не знал, как его исправить. Я мог проползти на коленях до самой Мекки, чтобы заслужить прощение, и Аллах, скорее всего, помиловал бы меня — но только не Ясмин! С удовольствием отдам все, что имею, все, что способен украсть, только бы как-то стереть из нашей памяти последний эпизод. Но сделать это невозможно, и нам обоим будет трудно забыть его, — Марид, — шептала она в промежутках между рыданиями.

Я обнял ее. Что тут сказать? Мы крепко прижались друг к другу; Ясмин заливалась слезами, да и мне тоже хотелось поплакать немного. Так мы стояли неподвижно целых пять (или десять, или пятнадцать?) минут… Мимо проходили люди, старательно делая вид, что нас не замечают. Джо-Мама приоткрыла дверь, высунула голову и сразу же нырнула обратно. Через минуту, словно случайно просто полюбоваться на прохожих, которых почти не было на этой темной улице, выглянула Роки. Мне было наплевать. Я ни о чем не думал, ничего не чувствовал; просто прижимал к себе Ясмин, а она обвивала меня руками…

— Я тебя люблю, — наконец пробормотал я. Самые лучшие слова, если, конечно, произнести их в подходящий момент.

Мы взялись за руки и медленно побрели через весь Будайин. Казалось, что мы прогуливаемся, но некоторое время спустя я понял, что Ясмин куда-то меня ведет.

Почему-то я был уверен, что мне не захочется смотреть на то, что она желает продемонстрировать.

Труп был засунут в большой пластиковый мешок для мусора. Кто-то разбросал мешки, и тот, в котором лежала Никки, разрезали, так что она раскинулась прямо на мокрых грязных камнях, вымостивших узкий тупичок.

— Это ты виноват в том, что ее убили, — всхлипнув, сказала Ясмин. — Не очень-то ты старался ее найти.

Держась за руки, мы постояли молча, глядя на мертвую Никки. Я давно знал, что когда-нибудь увижу ее вот так — мертвой, засунутой в мусорный мешок. Думаю, знал это еще в самом начале, когда была убита Тамико и Никки что-то пыталась сказать мне по телефону.

Выпустив руку Ясмин, я встал на колени возле трупа. Никки была вся залита кровью, пламеневшей на фоне темно-зеленого мешка и серых замшелых камней мостовой.

— Детка, — сказал я, взглянув на застывшее лицо Ясмин, — наверное, тебе не очень полезно смотреть на все это. Может быть, позвонишь Оккингу, а потом отправишься домой? Я скоро вернусь.

Ясмин слабо махнула рукой.

— Я позвоню Оккингу, — мертвым голосом произнесла она, — но мне сегодня надо работать.

— Пошли Френчи ко всем чертям, — посоветовал я. — Мне хочется, чтобы ты провела ночь дома. Послушай, дорогая, побудь немного со мной.

— Ладно, — кивнула Ясмин, улыбнувшись сквозь слезы.