Осиротели в нем люди, птицы, цветы!.. Из него отлетела душа!..
Отзвучали печальные песнопения панихиды, прорыдал хор «вечную память» и разошлась по домам любопытная толпа, собравшаяся поглазеть на покойницу и подивиться ледяному спокойствию сына, стоявшего у ног боготворившей его матери без слезинки в глазах, с крепко сжатыми губами и скорбной складкой на лице. Не дрожала его рука, державшая роковую свечу, не согнулись колена под гнетом страшных прощальных слов: «Вечная память!»
Быть может, в его душе больший отзвук нашли слова «Аллилуйя». А его осудили, да еще как осудили.
Досталось также немало пересудов и на долю молодой девушки, комочком сжавшейся в углу передней и припавшей в глухих безудержных рыданиях к полу.
— Смотрите! Бывшая невеста Зенина.
Безусловно, притворны эти рыдания!.. Просто воспользовалась предлогом войти в дом и надеется обратить на себя внимание плачем о так горячо любимой им матери.
С насмешливой презрительностью скользят по ней глаза соседок, но ничего не видит и не слышит сам Зенин.
Он — далеко от мира с его печалями и заботами; она — вся его на земле.
Любовь ее к нему глубока и беспредельна. Недоумевая перед причиной, побудившей его вернуть ей обручальное кольцо, она чувствовала глубокую драму его души, видела его нечеловеческие страдания и горько оплакивала смерть его ангела-хранителя — матери, которую и сама искренне полюбила.
Мать закрыла навек глаза, и он теперь один, один! А она не смеет пройти к нему!
— Боже, спаси и помоги ему в какой-то постигшей его беде. О, милая, хорошая, родная, — в безумных рыданиях звала она старушку. — Ты еще здесь; душа твоя не отошла еще от земли; будь же при нашем бедном Володе; не оставляй его одного! Что-то роковое, страшное мучит его в последнее время, а мы так его любящие, были от него далеко. Ты боролась со смертью; я, отвергнутая, не смела переступить вашего порога!
Вся ушедшая в безумный зов к мертвой, не слышала бедная конца панихиды. Очнулась от наступившей почти полной тишины. Поднялась… вошла в комнату. Монотонно роняла святые слова монахиня, и в важном спокойствии слушала их покойница…
Зинаида Николаевна в страстном порыве припала к ее ногам. Их холод, проникая через парчу покрова, освежил ей голову.
Пришла в себя… Поцеловала сложенные накрест руки и, шепнув внушительно: «Смотри, не оставляй его; в воздухе висит непонятная, но большая беда…», вышла, не оглядываясь. В саду наклонилась над клумбой, желая сорвать на память белую розу, но ошиблась стеблем, и в руке ее оказалась — кровно отливающая густо-красная гвоздика.
Неужели это предзнаменование? — вздрогнула Зинаида Николаевна и оглянулась на окна. Затем, не отдавая себе отчета, вернулась, вложила красный цветок в мертвую руку и, глядя упорно в закрытые глаза покойницы, медленно, строго приказала:
«Будь на страже, берегись!»
Дверь с опущенной тяжелой портьерой отделяет кабинет Зенина от мертвой матери.
Что же делает этот когда-то столь преданный и любящий сын?
Нервной рукой выдвинул ящики письменного стола и внимательно просматривает все документы, письма и заметки. Стоящая возле корзина не вмещает больше изорванной в мелкие клочки бумаги, и она, точно пушистый снег, устилает пол кабинета. Сам он находится в каком-то полусознательном состоянии, точно не видит и не сознает окружающего. Бледные губы шепчут отрывистые, непонятные слова, а саркастическая улыбка кривит по временам его рот, и начинает дрожать рука, нервно сжимающая какой-нибудь лист исписанной бумаги, точно колеблясь, как поступить с нею; но через минуту мелкие белые клочки падают покорно возле своих предшественников. Вот остановился он над пачкой бледно-лиловых конвертов, связан-ньих лентой. Застыл… замер над ними…
— Нет, их надо уничтожить бесследно. Никто не должен заглядывать в святое святых моей души. Я имел мужество проститься с Зиной, пусть же не попадают в чужие руки ее письма.
ebooksa