Паника в Борках

22
18
20
22
24
26
28
30

Вернувшись домой, Наташа о чем-то долго совещалась с матерью. Что они порешили, осталось тайной, только старушка успокоила дочь обещанием оградить больного от опасности, грозящей со стороны случайных посетителей.

В первый раз за много дней, радостью осветилось лицо Наташи, отвагой блеснули голубые глаза, в презрительную улыбку сложились губы…

Глава XXVII Храмовый праздник

Восьмое июля. «Казанская» — храмовый праздник в селе Богородском. С утра все пошли в церковь, потом сели за праздничный стол с наехавшей родней. Бабы выпили домашней хмельной браги, мужики хватили немалую толику зелена вина; и к вечеру сытые, веселые, пьяные высыпали на улицу, благо и погода благоприятствовала.

Девки с парнями, парочками и группами, рассыпались по ближайшей роще. Раздалась веселая песня, затлинь-кала балалайка, в неумелых руках двумя тоскливыми нотами заныла гармошка.

Солидные мужички уселись на бревнах, наваленных для предстоящей стройки у дома старосты, и пошли деловые разговоры. Бабы расселись на завалинках и повели свои бабьи беседы, занимая приехавших сватьюшек.

— А правда ли, Афросиньюшка, — полюбопытствовала одна из приезжих, — что у вас по лесу стало нечисто?

— Ох, миленькая, и не говори. Аленкиных парнишек ведьмина дочка так напужала, что меньшенький заикаться стал.

— Чем же она их напужала-то?

— Пошли они, значит, по грибы, и грибов, говорят, набрали один к одному; головочки все молоденькие, да и зашли по детской-то глупости чуть не к ейному дому, а дочка ее их, как узрит, помело схватила да в ступу, да за ними… Как только ребятишек вынесла Владычица Пречистая!

— Ой, батюшки родимые, да уж не показалось ли это ребятишкам со страху? Теперь, быть, такого-то и не слыхать!

— Что ты баешь, — вмешалась старая Маланья, — это в городу-то такого, может, теперь и не слыхать, ну а в лесу этой самой нечисти и посейчас сколько угодно!

— Да что говорить, — встряла подошедшая рябая Марья, — намеднись я яички дачникам носила, дык от барской горничной слышала, что пошла этта она со своим кавалером, значит, в лесок; ну, знамо, дело молодое, то да се, и не заметили, как смерклось. Вдруг над ними как шагнет чтой-то; глядь, птица агромадная, сама черная, а крылья как жар горят, аж свет от них на дерева падает, да как загогочет… Они и света не взвидели, не помнят, как из лесу выскочили. Напужались страсть. Что ж, он человек военный, в пожарных служит третий год!

— Ну и дурак, хошь и в пожарных служит, — презрительно фыркнула молодая бабенка, ходившая на поденщину к господам и потому считавшая себя развитой и умнее старых баб.

— А ты бы, Евгения, шла своего Митьку качать замест того, чтобы в разговоры встревать!

— И верно, ваших глупых сказок не переслушаешь, — завернулась Евгения.

— Смотряй; ходи да оглядывайся! Мы знаем, что знаем; как бы тебе муженек-то твой хвоста не пришил. Образовалась больно по господским дворницким, — бросила ей вслед обиженная Марья. Образовавшаяся по господским дворницким Евгения предпочла благоразумно смолчать.

Компания увеличилась двумя кухарками, приглашенными на праздник поставщицами яичек да маслица; обе были уже подвыпивши изрядно деревенской бражки да наливочки. Щеки у них разгорелись, в глазах любопытство; будет о чем завтра пересказать в лавочках.

— Ну, а сама-то ведьма, мои бабоньки, стала, по лесу ходя, зверье скликать, на людей напущать, — поплыл дальше бабий разговор.

— Что же ваши мужики ее не окоротят, — заговорила опять степенная Дмитриевна, приехавшая на праздник к Афросиньюшке, за сына которой по весне выдала свою дочку и о судьбе ее очень забеспокоилась, услыша о шалостях ведьмы.