Ведется следствие

Наконец, поезд остановился, подрагивая всем своим длинным суставчатым телом, будто усталая после долгой дороги многоножка.

Доктор надел теплый пиджак: несмотря на поздний час, можно немного пройтись. Целительная сила неспешных прогулок была ему хорошо известна, кроме того, он чувствовал настоятельную потребность избыть раздражение, вызванное вторжением дилетанта в области, оному дилетанту решительно непонятные.

«Подумать только, – негодовал доктор, выходя на перрон, – «буде допрашиваемый не заговорит»! Как это он не заговорит?..»

Теодор Немертвых глубоко вздохнул и зашагал, осторожно наступая на левую ногу – колено сегодня болело сильнее обычного, и он не в первый раз пожалел, что не взял в дорогу трость. Впрочем, на самом перроне столпилась масса палаток и ларёчков, бойко торговавших всяким полезным в дороге товаром, и можно было рассчитывать найти что-то подходящее.

Увы, местный ассортимент не мог порадовать разнообразием. В большинстве своем на лотках красовались разнокалиберные дуршлаги, кастрюли – как с ручками, так и без, куски кольчужной сетки… И если наличие всяческих бутылочек с настойками, «целительными при облысении и деликатной немощи», доктору было понятно, то вообразить, зачем нужны в дороге скобяные товары, он не мог. Но, как ни странно, именно последние пользовались особой популярностью среди заспанных пассажиров третьего класса: прямо на глазах доктора две дамы принялись азартно перетягивать небольшой дуршлаг без ручки, сопровождая борьбу громкими выкриками. Продавец потирал руки и набивал цену.

– И часто у вас такое? – поинтересовался Немертвых у первого попавшегося торговца.

Тот пыхнул трубкой и солидно кивнул.

– Да, почитай, каждый экспресс… Кто-то в газетенке сбрехал, что вагоны от думака не спасают, другой металл нужен, вот народец и запасается. – Он ухмыльнулся. – Одно время даже чугунки брали… Только с чугунками-то народ сурьезный за кордон ходит, на всех не напасешься. А уж в поезде – оно и вовсе ни к чему… А вам, господин хороший, тоже, может быть, котелок по размеру подобрать?

– Благодарю, не стоит, – решительно отказался доктор. – Мне нужна трость. Крепкая, надежная трость, безо всяких новомодных излишеств.

– Старые раны? – лавочник проницательно посмотрел на доктора, что-то прикидывая и вычисляя. – Будет вам палка. Хорошая, крепкая… и без излишеств. Обождать немного извольте… Адольф!

Откуда-то из глубин лавки появился сонный парнишка в шортах на подтяжках и коричневой рубахе, черная косая челка падала на детский лобик.

– Сбегай к дядьке Колину, попроси у него палку. Держи бумажку – я там размер записал, – велел лавочник. – И… одна нога здесь, другая тут!

– Молодая смена? – поинтересовался Немертвых, глядя, как резво замелькали худые мальчишеские ноги в высоких шнурованных башмаках.

– А-а-а… – отмахнулся лавочник. – Смена! Один ветер в голове. Все на заставе пропадает, на инженерной. Там «фридрихи» господ инженеров стоят, так ребятню за уши не оттащить! Хотя, – добавил он задумчиво, – лучше уж там, чем за кордон самовольно лазить… Вы вон такое-то видали когда?

Над торжищем красовался громадный плакат с изображенной на нем жутковатого вида тараканоподобной тварью с хищно распахнутыми жвалами. Поперек плаката кроваво-алыми буквами было выписано четкое «Бойся!».

– Это что еще такое? – удивился Немертвых.

– Да водится на болотах всякая дрянь, – пояснил тот. – Мозги крутит. Наши-то приспособились – чугунок на голову, и пусть щелкает, не возьмет! У солдат вон каски… тоже не побалуешь особо. А ученые смеялись, мол, суеверие… сколько мы потом обглоданных косточек находили! Городские, что с них взять, – закончил лавочник пренебрежительно. Тут как раз с топотом примчался запыхавшийся Адольф. – А вот, господин, и ваша палка. Опробуйте-ка!

Трость в самом деле была хороша – из непонятного дерева, простая, без украшений, с тщательно отполированной рукояткой. Теодор, не торгуясь, отсчитал требуемое (цена была высока, пожалуй, в модных лавках просили столько же, но модные лавки остались в столице, да и дрянь там предлагали, а не трости!) и, поблагодарив лавочника, с удовольствием поспешил к поезду. У самой морды локомотива наблюдалось непонятное копошение людей в форме и раздавались громкие возгласы.

– Да кто ж назвал его Худеньким, – ругался крупный детина в форме старшего техника. – Это по документам он Худенький! А вмятину оставил – иному кабану не снилось! Леопольд, понимаешь!

– Эт точно, – соглашался второй, пытаясь выковырнуть из решетки отбойника габаритное тело, застрявшее каким-то особенно замысловатым образом. – Нет, лом тут не поможет. Топор пусть несут, кувалду. Срубать будем, что уж теперь! Некогда нам возиться, отправление задерживать нельзя!