— Люблю, — ворковал он растроганно, — люблю, грешным делом, животворное солнышко… Лучшее лекарство… Лучшее предохранительное средство от всех болезней… Проникает глубоко в кожу, дезинфицирует кожу и кровь, через нее протекающую; закаляет нервы, вызывает усиленное образование железа в организме и прочая и прочая…
Безменов тоже сравнительно легко переносил зной «животворных» лучей, но… не ворковал. Однако слушал не без удовольствия своего растроганного теплом друга, оказавшегося ходячей энциклопедией и справочной книгой. Каждое новое явление — древний ли пласт земли, яркий цветок, тернистая колючка, выпорхнувший из кустов зимородок — вызывало в нем соответствующую реакцию, немедленно претворявшуюся в воодушевленный поток слов. Временами он увлекался до того, что воображал себя в обширной аудитории, и тогда из его уст текла плавная и увлекательная лекция.
— Видите ли, дорогие товарищи, — щебетал он тогда, распуская глаза — «один на нас, другой в Арзамас», — видите ли вы этот древний известковый пласт, содержащий в себе мелкие ракушки?.. Этот пласт — страница, вырванная из истории земли… О чем же говорит этот пласт, эта вырванная страница?.. Что прочтет в ней просвещенный взгляд любознательного человека?.. Вы не знаете, скажу я…
— Он прочтет следующее: один-два миллиона лет тому назад — немного больше, немного меньше (геология еще не настолько точная наука, чтобы придираться к лишнему миллионолетию) — в этом самом месте, по этому роскошному лугу, где идем сейчас мы с вами, предаваясь солнечной истоме, существовало море. Море, заключавшее в себе нынешнее Черное и нынешнее Каспийское, со всеми их настоящими окрестностями… Тогда не было высоких гор, не было ярких красок, ни птиц, ни деревьев, ни скал… Глубокая синь вверху и такая же синь внизу. Временами — бурливые волны, шквалы, грозы и смерчи… Тогда оно еще не носило легкоходных кораблей, дымящих пароходов и, само собой разумеется, не носило плавучих городов, именуемых дредноутами, что вмещают в себя 4.000 людей, не считая прислуги. Ничего этого не было, дорогие товарищи…
Итак, дорогие товарищи, вопрос, заданный вами мне, исчерпан и, смею думать, исчерпан с достаточной глубиной… На следующий раз…
— Ха-ха-ха… — не выдержала аудитория. — Ха-ха-ха… Браво, браво, товарищ лектор… Довольно. Рекомендуем отдохнуть, а то вы исходите потом и задыхаетесь, будто на вас воду возили…
Лектор внезапно прервал клокочущий поток красноречия и, вынув платок, стал с таким же воодушевлением, с каким читал лекцию, вытирать чело, обильно орошенное — вплоть до макушки головы сверху и до волосатой груди снизу.
— Ничего нет мудреного… — сказал он, смутясь. — Ничего нет мудреного: лекторский труд требует 4000 тепловых калорий, он приравнивается к труду прачки… Спроси профессора Словцова… у него есть по этому поводу книга… он знает…
До сих пор среди публики держалось неправильное представление о труде лектора. Думали, что работать языком столь же легко, как, скажем, жевать резину… Ничего подобного. Абсолютно неверно… Затрата энергии, уважаемые товарищи, при чтении лекции весьма велика. Да оно и понятно: ведь во время лекции работает не один язык, работает и центр в сером веществе мозга, приводящий его в движение, работает ассоциативный центр речи, работают жестикулирующие руки, центры которых тесно связаны с центром речи. Работает весь организм — по индукции возбуждающийся, работает…
Митька Востров, сам того не замечая, снова завелся на целые полчаса. Его аудитория, на сей раз пополненная высокоствольными грабами, каштанами, ольхой и буком, под зеленый шатер которых приятели вступили теперь, услыхала о строении серого и белого вещества, головного мозга, о соотношении между так называемой душой и телом, об извилинах Брока, о Роландовой борозде, о ионной теории возбуждения и о многом другом из области биологии, анатомии и физиологии.
Безменову неожиданно открылась новая сторона в многогранном товарище его по путешествию, это — способность говорить без передышки и говорить на какие угодно темы, с одинаково исчерпывающим изложением затрагиваемого вопроса.
Из геологии Востров с легкостью летучей мыши перепархивал в анатомию, отсюда в физику и химию, в историю религии, в этнографию, в тяжелую индустрию и так далее. И отовсюду выскальзывал с той же легкостью, отделываясь лишь усиленным потоотделением да учащенным дыханием — и то ввиду знойности окружающей атмосферы.
Лиственный лес, в который они вступили, следуя, сами того не зная, по стопам дьякона, давал лектору обильный материал. Чрезмерно обильный. Ибо язык его по временам даже не справлялся с тою работой, что шла от центра речи, интенсивно возбуждаемого многочисленными и интересными объектами. В общем же, он все-таки успевал реагировать, так или иначе, полно или сокращенно, но всегда увлекательно и живо.
В течение какого-нибудь часа, потребовавшегося приятелям для перехода по истомившемуся от зноя лесу, Востров успел рассказать о многом. Успел рассказать историю, географию и этнографию Абхазии.
— Абхазия страна великих возможностей, — закончил он свой историко-экономико-географический обзор, — страна, где лет через десять задымят фабричные трубы, загремят динамо, из недр потаенных извлекая марганец, каменный уголь, нефть, железо, торф, строительный камень: мрамор и гранит, а может быть, и золото, если к тому времени у нас не будет мировой социальной… Откроются климатические станции и курорты — в роскошных долинах, в вечнозеленых лесах, на побережье моря… Используются минеральные источники, до сих пор ни в какой мере не использованные… Осушатся болота, делающие Абхазию в летние сезоны малярийной. И Союз Советских Республик круглый год будет иметь свою роскошную рабочую резиденцию, в которой смогут проводить свой отдых сотни тысяч трудящихся и которая по своим климатическим особенностям не только не уступает европейской Ницце, но и превосходит ее территориальным и климатическим разнообразием.
Между тем приятели благополучно минули то плоскогорье, пылающее адом, которое для дьякона чуть не оказалось последним этапом для переселения в потусторонний мир. Им значительно облегчил переход поток студеной воды, бьющий из скалы. Подле него они освежились, обмыли, по совету Вострова, распаренные и отяжелевшие ноги и взяли с собой запас свежей воды.
Как только они добрались до сурового пихтового леса и вступили в его величавую прохладу, «страна великих возможностей» подарила им неожиданную встречу с одной из многочисленных своих возможностей.
Сначала где-то далеко на горе, скрытой от взоров «искателей детрюита» за густой стеной зеленой хвои, раздалось жалобное протяжное мычание. Вслед за ним могучий рев взял низкую хищно-торжествующую ноту… Треск хвороста, грохот сорвавшихся камней… Снова мычание и снова рев… Потом бешеная погоня, грозившая свалиться на голову притихших друзей…
Погоня уже была от них в десяти-пятнадцати шагах наверху, на горе, как вдруг новое мычание — мычание рассвирепевшей коровы — указало, что по следам преследователя идет мститель.
Востров ломал голову, стараясь отгадать действующих лиц лесной драмы.
ebooksa