Эдгар Аллан По и Лондонский Монстр

22
18
20
22
24
26
28
30

Отрицательно качнув головой, я указал на записку, лежавшую на полу среди осколков зеркала. Дюпен поднял ее и подал мне. Я снова показал на россыпь осколков:

– Зеркало, – прохрипел я, встряхнув запиской. – Зеркало…

Дюпен понял, в чем дело. Он выбрал осколок побольше, и я дрожащей рукой поднес к нему записку так, чтобы Дюпен мог видеть ее отражение.

– Nemo me impune lacessit

Дюпен поднял взгляд на меня. Выражение лица его сделалось предельно серьезным.

– Ваш враг был у вас в номере.

Я кивнул, отчего в голову будто вонзился огромный железный клин.

– Я вновь настаиваю, чтобы вы отказались от посещения этого жульнического сеанса. Ничего хорошего из этого не выйдет. Он не желает причинять вам вред, вот доказательство, – Дюпен встряхнул в воздухе запиской, подчеркивая свои слова.

– Я должен идти, как вы не понимаете, – смог лишь прошептать я. – Для меня вправду есть послание, я уверен.

Дюпен нахмурился и сжал губы.

– По, вам нужно поспать. Вы все еще бредите после этого коньяка.

Он помог мне подняться, довел до кровати и налил из графина еще один стакан воды. Затем он извлек из кармана маленькую аптекарскую склянку и перевернул ее над стаканом. Три блестящие капли взвихрились в сосуде, точно нечто пугающе живое, на миг замутили воду, и тут же растаяли, растворились в ней, как маленькие хамелеоны.

– Пейте, – велел Дюпен, поднося стакан к моим губам.

Я не мог сопротивляться. Несколько глотков – и мир постепенно угас. Одновременно стихла и боль, пульсировавшая в голове с размеренностью метронома. Все сделалось черным-черно, точно огромная клякса на чистом белом листе.

* * *

Тут же, а может, и через многие часы я услышал голос.

– Дорогие мои, вот и пришло время вас покинуть.

Из темноты появилось лицо матери – призрачно-бледное, будто простыня. Кожа туго обтягивала череп, так что его можно было разглядеть во всех деталях. Запекшиеся губы просвечивали, как мушиные крылья, туго обтягивая дьявольский, жуткий оскал зубов. Она закашлялась, приложив к губам платок, и ткань будто расцвела розами.

– Не оставляй нас, – прошептал я.

– Я буду любоваться вами с небес. Возьми и сохрани это на память обо мне.

Она указала взглядом на миниатюрный портрет, лежавший на столике у ее постели. Я взял тонкие, костлявые пальцы матери в ладони. Дыхание ее зашелестело, точно крылья адской саранчи, и она стиснула мои руки со сверхъестественной силой, увлекая за собой, в бездну…