Она вздохнула, — мне показалось, что по-настоящему грустно, — и придвинула лежащую на столике папку ко мне.
— Возможно, нам станет что-нибудь известно. — сказала она. — В конце концов, призвать эту неизвестную убийцу к ответу — наш гражданский долг.
— Я не смел сомневаться в вас, госпожа Адатигава. — встав с кресла, я поклонился и забрал папку с фотографиями. Ксения подала мне плащ. — Ещё раз примите мою благодарность за уделённое мне время.
— Что вы, что вы! — произнесла она. — Я всегда рада вам помочь. Ксения вас проводит.
Я едва дошёл до двери, когда Адатигава вдруг окликнула меня.
— «Дифенс Солюшенс», — сказала она; я обернулся, недоуменно глядя на неё. — Дэдзима, улица Ремонтная, 24. - она глянула прямо на меня. — Возможно, там вы найдёте ответы на свои вопросы, господин Штайнер.
— Благодарю вас, госпожа Адатигава. — учтиво сказал я. — Ещё раз хорошего вам вечера.
— И вам хорошего вечера, господин Штайнер. — кивнула Адатигава. В её голосе послышалась неподдельная печаль.
Я толкнул дверь и шагнул наружу.
Я оставил прокатный «Монаро» внизу, в гараже, на ходу продлив срок проката: верну завтра утром, да и тем более — не ехать же мне завтра на работу на троллейбусе, боги упаси? Можно было сесть на двадцать пятый, а там пересесть на двести девятый омнибус… нет уж, спасибо. Но раз Жюстина опять забрала наш с ней служебный «Муракумо», то что мне оставалось делать?
Заказ с продуктами дожидался меня в ящике в парадном; разложив его содержимое по холодильнику, я, наконец, стянул с себя надоевшую кружевную бестию и водворил её обратно в шкаф. Выбрав какую-то рубашку попроще, я вернулся на кухню и поставил греться остатки супа: борщу придётся подождать.
Пока суп грелся, я вызвал на оконное стекло новости и бегло пробежался по заголовкам в ленте. Про Вишневецкую — ничего (я выдохнул), но зато про мёртвого гайдзина посчитала своим долгом написать половина Титана-Орбитального. Причём по большей части — списав текст заметки друг у друга. Новостные каналы были не лучше: и если общенациональные НСС и DHK про гайдзина могли и не знать, то наше «Титанское обозрение» сняло целый сюжет. Я включил его и снял суп с плиты.
Журналисты, видимо, приехали уже после того, как наши эксперты забрали труп гайдзина: на тротуаре остался только светящийся контур лежавшего тела. Летающий дрон-камера снимал всё, что попало: забор с табличкой «Регенераторная, 9», городовые, слоняющиеся без дела, наши эксперты в чёрных мундирах, взгромоздившийся одним колесом на поребрик полицейский омнибус.
— Вызов был получен офицерами городской полиции участка по улице Эрфиндерштрассе, — говорил пресс-офицер, платиновый блондин в безукоризненном синем кителе с погонами старшего инспектора. — Дежурный офицер прибыла на место и, ввиду того, что погибший был иностранцем, уведомила сотрудников районного отдела. Руководством райотдела было принято решение сообщить о происшествии в Главное управление МВД округа. В данный момент проводится расследование силами сотрудников уголовного розыска Национальной полиции…
Я фыркнул и выключил новости. «Проводится расследование», надо же! Мне и без гайдзина забот хватает. Даже сейчас.
Доев, я заварил чай и ушёл к себе за рабочий стол. Пока он включался, я устроился поудобнее, отпил из кружки (вот, то, чего мне весь день не хватало), и задумался.
Адатигава знала о Вишневецкой. Она не сказала этого прямо — и едва ли скажет — но Вишневецкая была ей известна. При этом Адатигава утверждала, что не убивала её, и что её «Монплезир» не ведет дел в Порту — иными словами, что вся контрабанда «Монплезира» продолжает идти через Минбан, вместе с остальными курьерскими кораблями. Но, если Адатигава знала о Вишневецкой, и если её подручные наняли Вишневецкую, то для чего-то она им была нужна. Для чего, если не для контрабанды?
Контрабанда, которую доставляют на курьерском корабле-невидимке. Который в ИК-диапазоне выглядит, как курьер Е-серии с Луны-Лагранжа, а на радаре — как космический булыжник. Что за контрабанду могут везти на таком корабле?
Приходилось признать, что это было слишком даже для Адатигавы. Адатигава не будет кусать руку, которая её гладит — и не будет провозить в орбиталище то, за что ГСБ закатает её в банку лет на двадцать и глазом не моргнет. То, за что можно убить ни в чём не повинную (больше трёх лет лишения свободы я ей не дал бы) диспетчера, не оставив при этом следов…
Нет, поправил себя я. Какие-то следы у нас остались. Но с высокой вероятностью они ведут в никуда.
ebooksa