Мой друг – инопланетянин!

22
18
20
22
24
26
28
30

В комнате находилось человек десять детей, из них несколько женского пола. Определил я их для себя столь нелестно потому что все их отличие заключалось в длине волос. У двоих – отекшие лица и распухшие ступни ног. «Почки клеем посадили, плохо дело, в таком-то возрасте…». Была, впрочем, и пара девочек помиловиднее.

Леха сидел в стороне, никак не прореагировав на наше поведение. Он был здесь явно не за главного. Это, впрочем, и понятно: парень он хоть и сообразительный, но здесь ценилось другое.

Обведя глазами народ и отметив пару знакомых по «делу о пропавшем иностранце», я остановился на внушительного вида амбале в рваной тельняшке, с парой сохранившихся зубов и серьезного размера кулаками. За мной бесшумно протиснулись Йорг и Петер. Я вышел в центр комнаты.

– Привет, ребята!– и протянул руку парню в тельняшке. – Меня зовут Дима!

Все это произносилось с интонациями, соответствующими, наверное, речи типа: «Да здравствует Советская Социалистическая революция! Ура товарищи!»

– Я Бугор. Про тебя слышал… – я оценил подтекст: «Знаю, что не «динамо», иначе не вписались бы, или тема была бы другая, для вас совсем неприятная». – Какое дело?

Тем временем Йорг и Петер, нисколько не стесняясь окружающей обстановки, удобно расположились на вшивых (в этом у меня не было ни малейших сомнений) матрасах в разных углах комнаты.

Я, честно признаться, немного опасался из-за «голубоватого оттенка» внешности Йорга, но, вроде, все прокатило на «ура». Сыграло роль то, что, во-первых, для русских беспризорников иностранец по необычности вида близок разве что к инопланетянину. Так что удивляться этому вроде как несолидно: типа, «что, в первый раз, что ли, инопланетянина вижу?»

А во-вторых, на всех плакатах наших поп-звезд мужского пола «голубизна» блещет несоизмеримо более ослепительно…

Йорг уже достал камеру и портативный компьютер и теперь что-то показывал подросткам – мультфильм какой-то, что ли. Мультфильм был не очень – но зато на английском, и непонятность происходящего на экране вселяла нешуточное уважение.

Мы переговорили с Бугром. Решили: сегодня снимают здесь, завтра на улице, потом кормежка в столовой и так далее. Тем, кого снимают – зимние шмотки. Денег не просить.

Мы вышли с нашим сотрудником, социальным работником, покурить. Простояли на улице с час. Не хотели возвращаться в бензоловый смрад. О ситуации судили по шуму, доносящемуся из форточки. Все вроде было в пределах. Это был тест – сколько режиссер с оператором могут оставаться с беспризорниками наедине – без переводчиков и сопровождающих. Практика показывала, что самые лучшие кадры снимались именно в эти моменты.

Вернулись в квартиру. Поскреблись и постучались. Едва зайдя, я понял: проблем не будет. Работали профессионально. Двое рассредоточились по комнате. Йорг был в центре внимания: он что-то объяснял на пальцах, временами доставая блестящую цифровую камеру. Снимал двух-трех человек, потом показывал снятые кадры. Открывал компьютер, показывал комиксы. Те же, кого он уже снял, в это время жили своей жизнью – пили чай, общались, входили, выходили. Никому, казалось, не было до них дела. Это была их обыденная жизнь.

А в это время в своем углу Петер, одетый в серую одежду, тихий, неинтересный, не сказавший за все время ни одного слова, смотрел в какой-то невзрачный серый аппарат, завернутый в куртку.

Это и была настоящая профессиональная камера, на которую снималось кино. В котором не было персонажа по имени Йорг.

* * *

Вернулся я домой около полуночи весьма довольный. Сняли все, что планировали, договорились о дальнейших действиях. В общем, ближайшая неделя была расписана по минутам.

Открыв дверь и войдя в квартиру, я застал сюрреалистическую картину: Петр сидел за компьютером, рядом стояла почти допитая бутылка водки, банка с солеными огурцами и пепельница, полная окурков. Пикантность ситуации усиливалась тем, что на экране монитора со страшной скоростью мелькали сложнейшие интегральные уравнения. Петр не сводил взгляд с экрана и периодически делал отметки на лежащем перед ним листе бумаги. Судя по количеству листов с отметками, занятие это продолжалось уже много часов. Из колонок стереосистемы с жуткой громкостью рычала песня Высоцкого:

Я коней напою,

Я куплет допою.