Смит наморщил лоб, бросил на своего спутника укоризненный взгляд и снова выключил радио.
— У меня болит голова, — объяснил он.
— Сильно?
Смит покачал головой.
— Нет. Я немного устал, вот и все.
Он демонстративно зевнул, посмотрел на вмонтированные в приборную панель часы и удовлетворенно кивнул.
— Через двадцать минут мы будем в отеле, а завтра в это время в самолете, летящем в Париж. Товарищ Борович очень обрадуется нашему подарку.
Он слегка усмехнулся.
Томпкинс обернулся и чуть не вывихнул себе плечо, когда рассматривал оба маленьких, невзрачных прибора на заднем сиденье.
— Он хотя бы притащил то, что нужно? — спросил он.
— Сильсон?
Смит засмеялся.
— О да. Прибор телеуправления и что-то еще, что мы до сих пор никогда не видели. Насколько я понял, это модернизированный гироскоп. Там, естественно, разберутся, дружище.
Он снова стал серьезным.
— Иногда, Торнтон, — сказал он, — у меня появляется желание все бросить и махнуть на виллу, в тишину. Такие дни, как сегодняшний, выжимают из меня все.
— Ты из-за Сильсона? — удивленно спросил Томпкинс.
Смит кивнул.
— Он был еще наполовину ребенок.
— Это точно, — подтвердил Томпкинс. — Но я смотрю на это иначе. Я считаю, что мы находимся на войне, а на войне жертвы неизбежны.
— И безвинные жертвы? — спросил Смит.