Но Катарина была достаточно смышленой, чтобы понять, что я для них более ценен живой, нежели мертвый.
Зачем же тогда она пришла сюда, отдав себя в их руки? Одна она могла бы потерять голову от беспокойства. Но у людей хайвэя было достаточно хороших советников, которые объяснили бы, что Стив Корнелл был тем малым, который мог бы запросто устроиться среди врагов или друзей. Почему они не пытались подобрать меня, пока не стало очевидным, что я на пороге курса лечения. Люди Фелпса забрали меня, поскольку Медицинскому Центру требовалась любая информация, какую только они могли добыть обо мне как о переносчике. Если бы кто-нибудь в Хоумстиде знал о происшедшем в зале суда, я бы сейчас был среди друзей.
И тут жуткая мысль поразила меня как удар грома.
Переориентация.
Добровольное желание Катарины помогать им было вызвано переориентацией, и ничем больше.
Хотя я слышал о ней и раньше, но теперь столкнулся с ней воочию и понял, какая это мерзость. С ее помощью доктор Джекилл превращался в мистера Хайда. Она проходила почти мгновенно, ее скорость зависела от соотношения силы мозга оператора и испытуемого объекта. Сопротивляющийся мозг переориентировать куда труднее, чем уступивший добровольно. И возникнет новая личность, пока кто-нибудь не высвободит старую. Причем проще сделать плохого человека из хорошего, чем наоборот. Слишком трудное дело удовлетворить каждого, хотя люди выработали теорию, будто все «хорошее» должно идти на пользу человечеству, в то время как «плохое» несет ему одни неприятности. Короче, я считаю так: ни одна культура, основанная на грабеже, жульничестве, разбое и мракобесии, не выживет.
При мысли о том, что в мозг Катарины вмешались, я закипел от негодования. Забыв о боли, я начал неистово зондировать окружающее. И чем больше я зондировал, тем больше понимал, что все тщетно.
Здесь я был практически неподвижен и зависел во всем от них. Не стоило и пытаться спасти возлюбленную, которая будет брыкаться и звать на помощь, по крайней мере до тех пор, пока я не доберусь до укромного места, где смогу провести переориентацию. Последнее не так уж сложно — среди многих вещей, которые я услышал о переориентации, было то, что она могла не устоять и рухнуть перед сильными человеческими чувствами и узами, да и подсознание всегда оказывало сопротивление новой личности.
Что касается моего экстрасенсорного прощупывания, я не нашел ничего нового. Пациенты, медсестры, персонал, сиделки, пара врачей и ученых, корпевших над кипами бумаг. И, наконец, Катарина, склонившаяся над автоклавом. Она раскладывала в ряд инструменты под надзором старшей сестры, объяснявшей, что для чего служит.
У меня вырвался глубокий благодарный вздох. Она была слишком занята, чтобы читать мысли, исходившие из моего мозга. Я даже не хотел, чтобы она знала о моей ужасной беспомощности и гневе.
И тут, пока я был поглощен мыслями о себе и Катарине, дверь вдруг распахнулась, и я не успел прощупать входящего. Открывший дверь был именно тем, в ком я нуждался, чтобы открыть пошире пасть и завыть в припадке бешенства. Это было так кстати. Помочь невозможно, оставалось только идти навстречу.
— Привет!
Мисс Фарроу даже не удостоила меня ответом. Ее лицо казалось мрачнее моих мыслей, если это возможно. Сомнительно, чтобы она занималась своей телепатией. Люди, которые выполняют подобную работу, говорят, что это тяжело, даже когда видишь и слышишь. Пусть так. Но телепаты и эсперы выходят из любой заварухи первыми, потому что пси-довольно деликатный фактор.
Она холодно глянула на меня.
— Ты настоящий недоумок!
— Ох, детка! — огрызнулся я. — Полегче! Я, конечно, не блеск, но что поделаешь? — и шлепнул ее по щеке. Это было как болеутоляющее, если бы она не была мекстромом.
Фарроу сразу остыла, ее лицо сделалось безучастным и апатичным. Она рухнула на кровать и уткнулась лицом мне в грудь. Помочь я не мог, но мог утешить. Она была как кусок мрамора, но теплый и дрожащий. Все равно, что плачущая статуя на твоем плече. Она повисла на мне, словно огромный мешок цемента, а руки обвили плечи, будто пара скоб. Большие горькие слезы скатывались по ее щекам мне на грудь, и я был по-настоящему поражен, обнаружив, что слезы мекстромов не падают подобно каплям ртути. Они разбивались, словно капли обыкновенной воды, и увлажняли мою грудь.
Я отстранил ее, слегка встряхнул и сказал:
— Ну зачем так убиваться, Фарроу?
Она затрясла головой, будто прочищая мозговой аппарат.
ebooksa