Сатья-Юга, день девятый

22
18
20
22
24
26
28
30

— Чистый, — Девочка принюхивалась к теплому кофейному запаху, закрепившемуся над прилавком Аримана Владимировича. — И давайте, действительно, кофе. Мокко, ага, давайте…

Женя, все время зачем-то неотрывно глядевшая в спину покупателя, порывисто обернулась и вышла наружу. За спиной у нее этот странный, интересный, веселый человек Ариман шутил, доставая пакеты с мокко и цикорием. Ему везло в торговле, ему вообще должно было всегда везти.

Женя достала телефон, собираясь позвонить матери, и тут ее схватили за локоть. Она охнула, когда почувствовала, что ее кидают к стене, но закричать не успела. Прямо перед ней с шумом обвалился пласт смерзшегося снега, а в следующую секунду руки, выдернувшие Женю с опасного места, отпустили ее.

Она стояла, вцепившись в телефон, хватая ртом ледяной воздух.

— Фу-у, напугали вы меня… Все-все-все, дышите носом, просудитесь.

Мужчина. Высокий, с тонким, каким-то измученным лицом, в бежевой старой куртке с кучей карманов и застежек, в вязаной шапке. В ярко-красных смешных перчатках.

— О, Господи, — сказала Женя. — Спасибо вам.

— Не за что, — спаситель стряхивал с рукава снежные крупинки. — Кстати, я не Господи, просто не люблю, когда на женщин что-то падает. Крышу не чистят, там же скоро айсберг образуется.

— Ага, — Женя посмотрела на крышу. — Почистим. Обязательно… Господи, чуть не убило этой… гадостью. Спасибо.

— Вам-то зачем чистить? — сделавший уже шаг ко входу мужчина остановился. — Пусть хозяева возятся, а нам, прохожим…

— Я, в некотором роде, хозяин, — вздохнула Женя. — Я тут работаю. Пойдемте.

Мимо них прошло семейство с цикорием.

Женя говорила, что снег, конечно, почистят и сосульки посбивают, и повторяла это невнятно по нескольку раз, пока не спохватилась. Пришла в раздражение от снега и собственной нелепости, да, пожалуй, от того, что сосульки надо было сбить давно.

— Посбивайте, — кивал мужчина. — А то несолидно. Называетесь «Респект», а на крыше Цейский ледник, вот-вот обвалится.

— Обвалится! — в сердцах сказала Женя. — Все здесь обвалится.

— Ну уж. Хотя у закона подлости нынче обострение.

А вот это он подметил просто гениально, подумала Женя. Не то что обострение — самый разгар.

Первым, что она увидела, было лицо Аримана Владимировича. На лице Аримана Владимировича медленно проявлялась улыбка. Росла и ширилась, явно обращенная к Жениному спутнику.

— Си-има, — растягивая «и», ласково сказал Ариман Владимирович. — Симочка… Какими судьбами…

Потертый Симочка обернулся, стягивая шапку. Волосы его были взъерошены.