Диверос

– Спросите у гельда, раг`эш, гедара или саллейда – и каждый вам скажет, что он прекрасен. Но каждый увидит свое. Тот, кто пришел из Центральных Земель, будет любоваться формой лепестков и восхищаться ароматом, тот, в чьем сердце пылает огонь Эшге, будет вдохновлен тонким сочетанием ярких цветов и красок. Саллейда увидит и почувствует хрупкое и нежное создание, нуждающееся в любви и заботе, а гедар, способный один на один встретиться лицом к лицу с любым северным хищником, начнет прятать за спину руки, боясь повредить это тончайшее чудо, которое способна породить земля.

– А вы, Мэй Си? – спросила Сигилль: – Что видите вы?

– Гармонию. Абсолютное равновесие. Мы, санорра, очень остро чувствуем его. Видим его в окружающем мире, и стараемся обрести в собственной жизни. Поэтому можем представить, насколько это сложно.

Она снова повернулась к Сигилль

– К слову, о гармонии… Вчерашняя игра Фремм достойна похвалы. Эйл – сложный инструмент и она прекрасно его освоила.

Эйл – изобретение саллейда. Она состоит из треугольной деревянной рамы, высота которой – почти в рост взрослого мужчины – совершенно не заметна из-за ее изящного изгиба, повторяющего взмах крыла птицы, и натянутых на нее в несколько рядов струн разной толщины. Касаясь струн пальцами с разной силой, салейда научились вплетать в звуки Южных Лесов мелодии невероятной сложности и красоты. На южных границах Гельдевайн Таррен, Эйл часто имелся в состоятельных семьях, и умение играть на нем было признаком особенного положения среди знакомых. Хотя, конечно, простой саллейда в этом искусстве, ни на секунду не напрягшись, с улыбкой оставил бы далеко позади любого виртуоза из Центральных Земель. В заключении вчерашнего ужина, Фремм, дочь Эльдрика, по просьбе матери сыграла для присутствующих несколько мелодий. И это, действительно, было очень красиво.

– О, он уже очень старый! – рассмеялась Сигилль. – Помнит еще мои детские слезы и вечные скандалы с матерью. Сколько я не пыталась научиться, мне удавалось извлечь из него только странные звуки, но никак не музыку. Мы привезли его из Ольферта еще до рождения Фремм. Держали дома, как украшение, пока однажды дочка не услышала случайно, как звучат струны, и буквально загорелась мыслью научиться играть. Эльдрик даже нанял ей учителя – саллейда.

– Это очень заботливо с его стороны.

– Да уж. Он такой… заботливый.

– Ведь этот двор с цветами для вас тоже обустроил он?

– О, да, мы с Фремм… как раз уезжали на несколько дней. Он поехал за нами. И когда я зашла во двор, который еще недавно видела серым и раскисшим, увидела все эти цветы, то просто расплакалась!

Она оглянулась вокруг, словно оживляла в памяти этот момент. И вдруг услышала:

– Сигилль, что вы чувствуете к своему мужу?

Вопрос был задан мягко, но несколько неожиданно. В удивлении Сигилль взглянула на Мэй Си. Та сидела напротив и не отрываясь смотрела ей прямо в глаза. Что-то в ней изменилось. Этого не было заметно внешне, но женщина почувствовала, словно ее обдало ледяным ветром.

– Что? – в недоумении спросила она.

– Что вы чувствуете к своему мужу?

– Мэй Си, что это за вопрос? – она попыталась улыбнуться, но улыбка вышла скорее растерянной. – Ну, конечно, я его…

– Сигилль, до этого момента вы мне говорили правду. Сейчас собираетесь солгать. Не нужно.

– Мэй Си…

– Вы давным-давно не делите с Эльдриком ни постель, ни жилье, ни собственную жизнь. Живете не просто в отдельной комнате, а в отдельном доме, практически не встречаетесь с ним и не знаете, что у него происходит. Это очень хорошо было заметно за вчерашним ужином – у вас не было ни одной общей темы для разговора. Вы напрягались всякий раз, когда он начинал говорить. И ничего не пили. А еще вы несколько раз за ночь проверили замки на дверях. Между вами нет не только любви и доверия – вы смертельно его боитесь.