Голос из-за спины призрачно прозвучал у нее в ушах. Лилли повернулась как раз вовремя, чтобы увидеть, как фанерная доска летит ей в лицо. Удар пришелся прямо по лбу, перед глазами будто взорвалась белая сигнальная ракета, и резкая боль пронзила ее череп. Она пошатнулась назад, не удержавшись на ногах.
Она упала на спину, боль пронзила ее вывихнутые и ушибленные суставы. Старик стоял над ней, как аутфилдер[30] из команды Луисвилля, с доской, зажатой в дрожащих руках, одна из которых все еще была зафиксирована повязкой.
У него было очень странное выражение на лице: радость от достигнутой цели, смешанная с безумием.
– Говорят, что короткий сон, длиной всего в несколько минут, может быть омолаживающим даже для пожилого человека.
Ошеломленная и едва дышащая Лилли инстинктивно подняла руки, чтобы блокировать следующий удар, но старик вложил в него всю свою силу, и вышло удивительно удачно, особенно для человека его лет. Может быть, несколько лет назад на поле для гольфа он был способен на великолепные броски мяча на три сотни ярдов. Или, возможно, он просто все это время притворялся больным, скрывая свои запасы прочности. Но какой бы ни была причина, следующий удар полетел в лицо Лилли с силой тарана, и свет в ее глазах погас.
Последним, что она увидела, прежде чем вновь погрузиться в омут беспамятства, была обескураженная улыбка на желтом, прокуренном лице старика, и звук его голоса, затихающий в ее ушах:
– Спокойной ночи, моя сладкая принцесса.
Глава двадцатая
Ноллз постоял там какое-то время, оценивая ситуацию, размышляя, переводя дух. Его рука сильно болела, но он игнорировал эту боль. Он бросил доску и посмотрел на молодую женщину с хвостом на затылке, которая лежала посреди клочков бумаги и листов из его портфеля, среди доказательств его гениальности. Он почувствовал слабую дрожь стыда – из-за того, что врал ей о последних стадиях испытаний, но у него не было выбора. Иначе она бы не взяла его с собой, не спасала бы, не защищала бы его от стада. Было очень важно, чтобы ему позволили провести этот последний эксперимент – его магнум опус и лебединую песнь, – прежде чем ход событий сделает это решающее исследование невозможным.
У него было очень мало времени. Старик быстро повернулся и побежал через комнату к верстаку. Он начал выдвигать ящики, пытаясь найти подходящий материал, с помощью которого можно было бы связать женщину. Этот материал должен был быть крепче, чем обычная веревка, очень надежный, и чтобы она ни в коем случае не смогла освободиться. Он также знал, что его сила – мимолетная и временная, это продукт работы адреналина, появившегося в крови от осознания им важности эпохальных событий, а не следствие здоровья. Болезнь заберет его в ближайшее время. Как скоро, он точно не знал. Это было одной из самых разочаровывающих головоломок, которую вирусы подкинули ему в этой игре. Инкубационный период был очень разным.
Он порылся по боковым ящикам и нашел только старые таблетки, рукописные тексты, канцелярские принадлежности и файлы, наполненные бессмысленными бумагами. Его голова сильно пульсировала от жары, зрение на какой-то момент стало нечетким.
Он приостановил поиски, когда колени стали ватными, а голова закружилась. Ноллз ухватился за верстак левой рукой, чтобы не упасть. Его желудок сжался. Озноб пронзил его насквозь. Он съежился. Все тело горело, но пока он мог двигаться и думать, химик хотел провести финальный эксперимент.
И вдруг его внимание привлек металлический предмет на другом конце комнаты, который слабо мерцал сквозь пыль в мрачном луче желтого света. Фонарик, лежащий на верстаке, был теперь единственным источником света, а его батарейки быстро выйдут из строя. Поэтому Ноллз быстро побежал к противоположной стене.
Сцена, расположенная в соседнем помещении, имела над собой сложную систему драпировок, а также вспомогательные массивные шторы, которые управлялись сложной системой шкивов и противовесов, находившейся высоко, среди стропил.
Ноллз внимательно посмотрел на один из кабелей, свисающий с передней консоли освещения. Судя по положению древнего металлического стула перед консолью, здесь, должно быть, когда-то сидел во время выступлений рабочий сцены и поглядывал сквозь кулисы в ожидании сигнала, чтобы двигать декорации, поднимать и опускать шторы и своевременно менять освещение.
Химик вытащил один из элементов конструкции – металлический зажим, используемый для захвата тросов и канатов и нужного распределения силы в системе – и засунул его в карман. Он вспомнил телепередачу, в которой альпинист пользовался таким устройством, чтобы взбираться по склону. И теперь Ноллз придумал для него идеальное применение. Он посмотрел наверх. Следующей задачей было добыть самый прочный стальной трос. Он осмотрелся и увидел на пульте управления плоскогубцы. Теперь с помощью их острой внутренней кромки, предназначенной для зачистки электрического провода, Ноллз начал откусывать один из кабелей. Спустя считаные минуты кабель щелкнул и оборвался, и химик вытянул его из системы шкивов.
Он вернулся к месту, где по-прежнему без сознания, широко раскинув согнутые ноги и руки, лежала женщина. Лицо Лилли опухло, и на ее левом виске был виден отпечаток доски. Из заднего кармана брюк Ноллз вытащил крошечный кожаный чехол размером с карандаш. К счастью, чехол не был поврежден. Он считал, что Лилли совершенно забыла, да и не могла она помнить о том, что он взял экспериментальное лекарство из больницы.
Тут он осторожно открыл чехол и выложил флаконы с надписью «Х-1», «Х-2» и «Х-3» на пол перед женщиной. Ноллз вздрогнул от подступающего приступа кашля и какое-то время дергался и хрипел, а внутри его стучала боль. Он чувствовал давление во лбу. Лихорадка внутри его превратилась в печь, распространяющую волны жара. Он был уверен, что температура уже зашкаливала, и догадывался, что она достигла критических ста шести градусов[31]. Еще чуть-чуть, и начнется припадок, а органы станут отказывать, но он должен был еще много сделать до того, как это произойдет.
Он прикрутил иглу для подкожных инъекций к шприцу и воткнул острие в нежную кожу на сгибе своей здоровой руки, затем ввел вещество в артерию. Он со свистом вдохнул воздух, когда холод прошел сквозь него, обжигающий холод, водоворот жидкого азота глубокой заморозки или, может быть, мороз из самого нижнего круга ада.
Его голова запрокинулась назад в искусственном оргазме, который сопровождал распространение вещества по венам – беспрецедентное событие в истории медицины (если он сможет быть настолько смелым, чтобы отметить это про себя). Химическое вторжение пронзило каждую жилку, каждую клетку. Он испустил длинный победный вздох – вздох Александра Белла, когда он дозвонился до Уотсона, вздох братьев Райт, когда они оторвались от земли, вздох Джонаса Салка, когда он впервые победил вирус полиомелита. Это был вздох гения.